– Так что же мне – молча слушать да утираться? – мрачно ответил Аська. – Еще услышу – под лед спущу. А ты, дурища, сама виновата! – кивнул он Эльге. – Все бы вам, девкам, из дому бегать! А родичи потом вашу кашу расхлебывай!

Еще через пару дней опять пришла Ростислава. Поклонившись, она по приглашению Мальфрид села на укладку, уронила руки и молча воззрилась на княгиню. Перевела взгляд на Эльгу.

– Ну, рассказывай уже! – велела Мальфрид. – Что еще?

Очередные новости поджидали Ростиславу дома у отца – князя Предслава. Принесла их его жена, Милочада, но не посмела сама показаться на глаза Олеговым женщинам.

Вчера к Предславу явился Себенег Илаевич – глава знатного киевского рода, ведущего свое происхождение от Мерти-тархана, который когда-то собирал здесь дань. Тарханы во времена Вещего отсюда исчезли, но остались их потомки, прижившиеся и обросшие родственными связями.

Илай, покойный отец Себенега, еще тогда поступил на службу к Вещему, обзавелся семьей и жил неплохо.

Себенег был не старым мужчиной, лет тридцати, рослым, худощавым, смуглым и чернооким. Здешний уроженец, он говорил по-славянски не хуже полян, лишь выговор его звучал немного странно. Правда, в Киеве, где смешалось немало языков, это не привлекало внимания.

– Я слышал, что Ингорь не будет жениться на дочери Вещего, – заявил Себенег, поздоровавшись. – Я знаю, что ее оболгали. Дочь Вещего чиста, как звезда в небе, это поймет всякий, кто видел ее хоть раз – а я видел! Но если Ингорь считает для себя невместным взять такую жену, то я готов взять ее за себя, и в моем доме она найдет всяческий почет и уважение. И об этой собачьей брехне мы сейчас будем говорить в последний раз. Я, кстати, знаю, кто распускает эти слухи, – наклонившись ближе к Предславу и понизив голос, добавил он. – Это Гостята и прочие жиды. Они ему не могут простить того погрома, но куснуть самого Ингоря – кусалка не выросла, вот и пакостят невинной девушке и хотят его исподтишка опозорить.

– Не говори этого пока больше никому! – душевно попросил Предслав.

Объяснение было вполне убедительным. Но старый князь с ужасом представил еще один погром – а ведь княжья дружина ушла в полюдье, у него осталось не так много кметей для поддержания порядка. Только то и хорошо, что Ингвар со Свенгельдом отбыли тоже.

Киевские хазары не любили «жидов хазарских»: и за измену вере предков, и за то, что провинности жидов народ переносил на всех хазар. А ведь Илай, как многие беглецы из каганата, почитал бога голубого неба Тенгри и богиню Умай, а не Яхве. На родине таких считали язычниками и держали на неполных правах в отличие от иудеев и христиан.