Больше всего я тогда хотела знать: искупила я свою вину за злостное вторжение в Навь? Или это мне еще предстоит?

Наверное, главные мои беды впереди: ведь до сих пор пострадать за меня пришлось совсем другим людям.

Предстоящая долгая дорога в Киев – на край света, чужой и незнакомый, – нас с Держаной страшила.

Это и правда было похоже на путешествие в Навь: тьма, черное или серое небо над белым снегом, замерзшие русла рек, стена леса по сторонам, холод, ветер…

Незнакомые люди, которых мы встречали на ночлеге – сегодня одни, завтра иные, – все они были для нас лишь тенями, сменяющими друг друга. И они на нас смотрели так, будто выходцы из Нави – это мы.

Если порой в полдень выходило солнце, я удивлялась тому, что в этом мире оно вообще есть.

С каждым днем мы забирались все дальше в неведомое, все дальше от родных людей и краев.

Наверное, и родители уже думали обо мне, как о давно умершей.

И единственными «своими» для нас постепенно становились те куды, что нас сюда занесли – Ингвар и его хирдманы.

Оглядываясь назад, я понимаю, что мне полагалось ненавидеть его – убийцу моего мужа.

Но тогда я не чувствовала ничего подобного.

Мне казалось, что всех нас несет, будто листья на ветру, и Ингвар был таким же листом, как я и Дивиславовы дети.

Он разрушил мою жизнь – но как он мог бы поступить иначе? Их с Дивиславом столкновение было предопределено много лет назад; судьбу эту вырастили Ульв конунг, сам Дивислав, даже стрый Вальгард, а Ингвару осталось только пить ту брагу, которую для него заварили другие.

Дни, проведенные в избе Буры-бабы, не прошли для меня даром: я смотрела на жизнь, будто издалека, и видела гораздо больше, чем люди обычно видят на своем месте.

А еще – он ведь вез меня к Эльге!

Надежда на встречу с ней поддерживала меня в этом зимнем пути.

Надо сказать, Ингвар заботился о нас по дороге, будто я и правда была его женой. Когда мы останавливались на ночлег в какой-нибудь веси, он всегда отправлял нас в самую лучшую избу, выгоняя оттуда хозяев. Нам немедленно доставлялись припасы: мука, пшено, молоко, творог, даже парочка кур, так что мы могли быстро приготовить еду и покормить детей. Часто он сам приходил ужинать и завтракать с нами и никогда не отдавал приказ к отъезду, пока мы и дети не были сыты, одеты и готовы. И порой даже сам закутывал нас в медведину.

Как-то он принес Живлянку, чтобы усадить в сани: дети уже привыкли и не боялись его. И у меня вдруг мелькнула мысль, что ему нравится быть главой целой семьи из двух женщин и пятерых детей! А ведь ему было всего лишь восемнадцать или девятнадцать лет, что за радость парню в такой обузе?