Трое купцов-жидинов поселились в доме самого Рафаила: помня о заключенном с Ингваром договоре насчет полона, тот не уехал на восток этим летом, а остался дома. Охрана жила в длинных помещениях из сырцовых кирпичей, где Рафаил обычно держал рабов перед продажей. Лишь под кровлей тянулась череда маленьких окошек, а внутри от пола до верха были выстроены нары в три яруса – чтобы в одно помещение впихнуть как можно больше людей. Пестрянке было так неприятно там находиться, что она содрогалась, когда заходила внутрь, и предпочитала проводить время во дворе, на глинобитной скамье под одиноким персиковым деревом, в тени стены. Внутри было уж слишком темно, душно, жарко; висела застарелая вонь множества немытых человеческих тел, а главное, воздух полнился застывшим в нем отчаянием и горем людей, навек разлученных с родиной, волей и будущим. Сколько таких же молодых женщин, как она, ожидали здесь продажи на Гурганское море и знали, что наилучшей долей теперь будет скорейшая смерть!

Хирдманы переносили здешнюю жизнь легче, хотя тоже кляли жару, духоту, палящее солнце, непривычную еду, недостаток воды, мух и вонь от скученности. Вино делали здесь же, в городе, тут имелась своя давильня для винограда, поэтому оказалось оно недорого, но пить много Хельги своим людям не позволял, да и на жаре вреда от вина выходило больше, чем пользы. Его хирдманы, из которых десяток прибыл с ним еще из Хейдабьюра, томились и с тайным нетерпением ждали. Чего ждали – не говорили вслух. Даже на северном языке, даже когда рядом были только свои, упоминалось об этом лишь в словах навроде «когда уже…». Еще десяток человек во главе с Мангушем дал ему Ранди: эти не раз сопровождали его в поездках на теплые моря, знали эти места и понимали по-хазарски и по-гречески.

Люди Хельги были поделены на две части: тридцать человек жило в городе, охраняя товар, столько же оставалось в гавани при лодьях. Через день менялись. Днем выходили человек по десять послоняться по улицам: где узким, земляным, плотно утоптанным, а где широким, хоть двадцать человек в ряд пройдет. Не имея дерева для построек, боспорцы возводили дома из глиняных кирпичей на каменном основании. По старому, еще греческому обычаю, камни – известняк, песчаник, ракушечник – укладывали хитрым образом наискось, отчего кладка напоминала огромные каменные колосья. Причем камни и плиты служили не первый век: их добывали для новых построек из старых развалин, так что они помнили много разных хозяев, владык и языков. Иной раз в основание дома попадало чье-то старое надгробие со стертыми письменами, мраморный блок или обломок величественной колонны. Самкрайский холм, будто удивительный бессмертный великан, век за веком рос вверх над останками былых поколений, вытаскивая из собственного прошлого свои же старые кости и давая им новую жизнь.