– Много греха в браке с разведенной! – приговаривал Иегуда. – А за грех Бог воздает человеку мерой за меру!

Это был старший из троих жидинов, отправлявшихся в поход: рослый худощавый старик, с продолговатым худым лицом и острым носом, зато борода у него была густая и пышная, почти седая, лишь по сторонам сохранилось несколько черных прядок.

– Опасно нам ехать с таким человеком, – добавлял осторожный Ханука. – Ведь горе злодею – горе и соседу его.

Этому было лет тридцать, но выглядел он старше: густая борода осеняла смугло-бледное лицо с длинным носом; слабые узкие глаза все время щурились, их густо-серый цвет казался мутным, пыльным.

Самым молодым из троих был Синай бар Шмуэль, младший брат когена Манара. Он немного горбился, что скрадывало его средний рост до небольшого, в чертах лица явно сказывалась степняцкая кровь; хоть и некрасивое, оно имело живое выражение, и в повадке Синая природная бойкость сдерживалась воспитанной привычкой уступать всякому, кто старше годами либо выше родом. Скромный, он тем не менее не был робким и сам вызвался участвовать в этой поездке вместо своего дяди Манара. Рахаб, дочь Манара, осталась в заложницах у княгини, но возраст и здоровье не позволяли ему пускаться в путешествия. Когда-то Синай уже ездил в Таврию и немного знал те края; судя по бодрости, с какой он оглядывал лодьи и отроков Хельги, он сам был из тех, кто не прочь постранствовать.

– Весы и чаши правдивые у Господа, как говорил царь Шломо! – утешал собратьев Гостята Кавар. – И великое, и малое взвешивает Господь и судит каждого справедливо.

– Но если два сухих полена горят, загорится и третье с ними, пусть бы даже оно было сырым! Как бы и нам не загореться заодно с этими людьми, раз уж Господь поместил нас в одну печь, то есть лодью!

– Помните, как говорил Бог Моше: «Ты делай свое дело, а Я буду делать свое».

Укоряя себя за излишнее любопытство, купцы по пути тайком приглядывались к Пестрянке: чего такого в этой женщине, если из-за нее поссорились два брата столь знатного рода? Почему старший уступил большую честь и славу младшему, лишь бы владеть ею? Спору нет, она хороша собой – молода, свежа и миловидна. Но не так уж, чтобы от красоты ее слепли глаза и мутился разум.

Впрочем, много думать о чужих женах почтенным киевским купцам было и не к лицу, и недосуг. Дабы вернуть в семьи своих дочерей, им предстояло совершить нелегкое дело: выгодно продать товар русского князя и привезти ему деньги, в то время как война охватит пламенем море и берег между Самкраем и Киевом.

Войско тронулось вниз по Днепру. Миновали пороги, жерло Днепра, вышли к берегам Таврии. Здесь дружина Асмунда разбила стан и встала на отдых, а Иегуда со своими товарищами и поклажей продолжил путь. Ингвар еще в Киеве пообещал пропустить его вперед и дать время если не добраться до Самкрая, то хотя бы одолеть полпути, прежде чем в Таврии вспыхнет война, грозящая купцам всевозможными опасностями. Иегуда торопился, позволяя своей дружине отдыхать лишь самое необходимое время. Им предстояло обогнуть три четверти побережья Таврии и пересечь Боспор Киммерийский, не давая огненной стене себя догнать, и вовремя укрыться под защитой неприступных стен Самкрая и войск ребе Хашмоная.