Хельги кивнул и снял перевязь с мечом. Его люди отдали топоры, и Шмуэль повел их внутрь.

Богатый дом, целиком сложенный из беловатого ракушечника и покрытый не соломой или морской травой, а плоской глиняной черепицей, состоял из нескольких частей: по сторонам помещения для челяди, жилые покои для женщин, а в середине – самый просторный покой, богато убранный коврами и медными светильниками. Там русов ожидал Элеазар, здесь же сидели с десяток городских старшин, в том числе и Рафаил. Лица были разными: скуластые степняцкие, носатые греческие, узкоглазые хазарские, более красивые – аланов и касогов. Пестрели шелковой отделкой богатые греческие кафтаны – с мелкими пуговками посередине, и хазарские – с прямым запАхом.

Хельги вошел один: троих его спутников задержали у входа. При нем не было даже поясного ножа, однако стражи возле сиденья тудуна выставили щиты, а другие нацелили на него копья и даже луки.

Элеазар был одет в кафтан целиком из шелка – желтый, с зелеными крылатыми птицами; шапка его тоже напоминала шлем из красного узорного шелка. Сидя, он опирался на однолезвийный меч в богато отделанных серебром и самоцветами ножнах. Нынешнему тудуну было не более двадцати пяти лет; это был стройный, весьма красивый человек с тонкими чертами лица и довольно светлой кожей. Даже глаза у него были не карие, как у большинства соплеменников, а серо-голубые. Видимо, он принадлежал к той части хазарской знати, которая на протяжении поколений брала в жены самых красивых пленниц – славянок, гречанок, аланок, – и в конце концов начала походить на них и внешностью.

– Здравствуй, Элеазар! – Хельги с презрением оглядел клинки и наконечники, нацеленные на него со всех сторон, и протянул к тудуну пустые ладони. – Почему ты встречаешь меня как врага, как будто это я силой захватил и увел из дома твою жену! Мои люди сказали, что моя жена – у тебя. Что это значит?

– До меня дошла весть, что твоя жена ранее была женой того военачальника, который сейчас осаждает Самкрай. Это правда?

Элеазар пристально взглянул на стоявшего перед ним рослого идолопоклонника. Не зная закона Божьего, они навлекают беды на себя, а с тем и на других. Верно было сказано: горе злодею, горе и соседу его! Элеазар сердился на Хельги, из-за распутства которого весь город подвергся такой опасности, но старался этого не показать. Все-таки под началом руса шесть десятков хорошо вооруженных, опытных в сражении бойцов; очень полезно иметь их на своей стороне, но будет беда, если страже тудуна придется драться с ними внутри переполненного города. Драка приведет к всеобщему смятению, давке, а к тому же уменьшит число защитников, возможно, и на сотню человек. И сама по себе может послужить для врага поводом к приступу. Элеазар стремился избежать этого, потому не менее самого Хельги желал, чтобы тот вернулся к своим людям живым и невредимым. И по возможности – не став из союзника врагом.