– К… какую волю? – пробормотала Пестрянка, подавив первый порыв спросить: «Какого мужа?»

– Твой… господин Хельги пожелал, чтобы ты вышла к господину Асмуси и была покорна ему. За свое благоразумие он получил достойные дары. А это получишь ты, если последуешь его примеру, как подобает хорошей жене.

– Так он что же… продал меня за дары?

– Он спас свою жизнь! – нахмурился Элеазар. – Вздумай он противиться, я приказал бы убить его на месте! Прямо здесь! – Он в гневе показал пальцем на глинобитный пол перед своим сиденьем. – Вы навлекли на Самкрай это несчастье! Покорность и благоразумие – вот единственное, чем вы можете исправить зло и заслужить прощение! Чего ты боишься, глупая женщина? Ты пойдешь к мужу, который так любит тебя, что ради тебя изменил господину! И еще получишь такие подарки, какие я дал бы своей сестре, выдавая ее замуж за достойного человека! А если тебе так уж дорог твой… здешний муж, то знай: своей покорностью ты спасешь его жизнь! Я прикажу убить вас обоих, если наша сделка не состоится, понимаешь ты?

– Пора идти, господин! – сказал Шмуэль-тархан. – А не то те русы решат, что мы передумали, и еще сильнее обозлятся.

– Ступайте! – Элеазар махнул рукой.

Высокий, грузный Шмуэль придвинулся к Пестрянке.

– Слушай, женщина! Если ты пойдешь сама, то мои люди понесут за тобой вот эти вещи! – Он ткнул пальцем в сундук. – А если ты вздумаешь упираться, то они понесут тебя, а это цветное тряпье и всякие позвякушки останутся здесь. Потому что я, – он для наглядности показал пальцем себе в грудь, – их не понесу!

– Пойдем, госпожа, молю тебя! – Ханука легонько прикоснулся к ее локтю, подталкивая к выходу. – Если мы не успеем дотемна, сегодня ничего не выйдет, в сумерках ворота отворять нельзя.

По городу Пестрянку вели, закутав с головой в покрывало, и еще четверо тудуновых стражей шли по бокам, спереди и сзади, прикрывая ее щитами. Предосторожность была не лишней: по городу уже разнесся слух, что русы пришли за беглой женой своего военачальника, и вот ее собираются им выдать. Горожане и беженцы не столько радовались, что есть средство спасения, сколько негодовали: всю дорогу Пестрянка слышала возмущенные крики толпы, несколько раз в щиты над ее головой ударило что-то – видимо, комки навоза и незрелые яблоки. Она не понимала ни слова, но догадывалась, что честят ее последними словами. Надо думать, в глазах жидинов и христиан она – распутная жена из бесед вероучителей, навлекающая всякие беды на свой город.

Но вот это не волновало Пестрянку ни на волосок. Жалела она лишь о том, что из-за покрывала и щитов не может оглядываться по дороге. Она не знала, где сейчас должен быть Хельги, будет ли он провожать ее, попытается ли увидеть напоследок – но очень хотела увидеть его, даже понимая несбыточность этих желаний.