Привели ее к уже знакомым воротам – Мытным. Сам мытный двор уже давно, в первый же день, был занят русами Асмунда – им не составило труда преодолеть невысокую стену, которая всего лишь защищала от воров купеческий товар, не успевший до ночи пройти досмотр. Перед воротами громоздилась куча перевернутых повозок, пара срубленных деревьев, засыпанных битыми глиняными кирпичами. Все это немного отодвинули, чтобы освободить узкий проход к щели между створками. И наверху, на стене и башне над воротами, и вокруг ворот толпилось не менее сотни вооруженных хазар. Два десятка лучников держали луки наготове.

Глиняная и каменная крошка скрипела под ногами. Когда Пестрянка с Ханукой и стражей приблизилась, десятник глянул вверх и что-то крикнул; ему ответили с башни. Он сделал знак. Его люди вынули засовы, навалились, сдвигая тяжелую створку наружу. Когда щель раскрылась на ширину трех ладоней, десятник взял Пестрянку за плечо и выпихнул за ворота.

Она оказалась в уже знакомой длинной пещере: через нее они попали в город в день приезда. Но сейчас здесь было темно, как в настоящем подземелье: ведь наружный выход был закрыт. Пестрянка попятилась в испуге, вскрикнула, метнулась назад: казалось, сейчас ее замуруют в каменном мешке внутри стены, отрезав оба выхода наружу.

Хазары тоже сообразили, что одна она не выберется; стражи обменялись несколькими словами, в голосах их звучала досада. Потом створку открыли шире, и весь десяток, приведший Пестрянку, тронулся в черноту. Ее вели позади. Она шла на ощупь, спотыкаясь о неровности плит. Единственный источник света остался за спиной, а впереди царила глухая тьма. Но вот там послышался стук: стражи вынули засов внешних ворот, и между створок блеснул свет. Кто-то, неразличимый в темноте, вытолкнул Пестрянку в сияние солнечного дня.

Перед ней оказался мытный двор. Сейчас там было пусто – лишь разбросанный навоз, всякий мусор и щепки от разбитых ворот складов. Собранная в последние дни перед набегом десятина уже переместилась в русские лодьи. На противоположном конце, у ворот, стояли, прикрывшись щитами, человек пять в варяжских шлемах.

– Иди, иди! – крикнул кто-то за спиной Пестрянки.

Она пошла вперед, не оглянувшись. Черная пещера позади казалась частью того света, с которого она чудом вырвалась живой, но было страшно, хотелось поскорее пересечь это пустое пространство между живыми и мертвыми. В груди повисла холодная пустота; будто Навь, отпуская ее тело, оставила себе душу. Ворота позади нее уже закрылись, скрежет и грохот засовов звучали так, словно упустившая ее Марена с досады скрежещет своими железными зубами. И Пестрянка побежала, забыв о том, что ей полагается бояться Асмунда сильнее, чем оставленного за спиной; так и мерещилось, что пасть стены рванет вслед за ней и вновь поглотит.