Волхвованием… Ингвар сейчас немало дал бы любому волхву, кто открыл бы ему участь Свенельдича и войска. Но Боян, когда Ингвар стороной намекнул ему на это, покачал головой: он таких не знал. Или не захотел признаться.

Ингвар все ходил и ходил от окна к стене и обратно. Бедро ныло все сильнее, хотелось присесть. Но сидеть не давала досада. Сколько он будет вот так ждать, будто… девка на выданье? Не зная своей участи – славу принес руси этот его поход на греков или гибель и позор?

Наконец он отошел от окна и сел на мраморную скамью. Попытался было слушать, но быстро надоело. Стал рассматривать рисунки на стенах: кто-то с кем-то ратился. Всадники скачут, воздымая мечи, плащи развеваются, кто-то сидит на престоле под треугольной кровлей с венцом на голове, а долгополые бородачи подносят ему паволоки и сосуды… Боян говорил, здесь изображены подвиги его отца, Симеона. Того самого, что желал именоваться «царем болгар и греков». Ингвар уже привык к болгарским каменным дворцам с их просторными палатами, выложенными мрамором полами, расписными стенами, и лишь порой дивился, мысленно сравнивая это со своим киевским жильем. А ему говорили, что перед великолепием Царьграда дворцы Несебра и даже Великого Преслава – как воробей перед павлином. Перед кем? Ну, есть такая птица… Жар-птицу знаешь? Вроде нее. И хвост самоцветный – с парус величиной.

Вот ведь брешут, как дышат!

Хан-князь Борис, царь Симеон, царь Петр… Три поколения назад болгары приняли крест, и вот уже их владыки, потомки кочевников, живут в обширных каменных дворцах, носят мантионы и скарамангии, сидят на троносах в стемме[56] из золотых пластин с изображениями Бога, давшего им все это…

Но эти мысли Ингвар гнал от себя. «У кого в руке меч, того крестом не возьмешь!» – повторял он собственные слова, внушенные ему в трудный час не иначе как самим Перуном. У русов есть меч, и мечом они возьмут все, что им понадобится. И скарамангии, и стеммы.

Лишь бы Перун дал Мистине удачи! Ингвар готов был продолжать борьбу и без того – недаром же он женился на Огняне-Марии и обрел поддержку ее родни. Но только бы скорее получить хоть какие вести, узнать свою судьбу.

– Господи! – произнес Ригор, завершая свое чтение. – Ты, сказавший: «В бедствии ты призвал Меня, и Я избавил тебя, из среды грома я услышал тебя, при водах Меривы испытал тебя»[57]. Избавь меня ныне, Владыка! Призри своим милосердным оком! Изгони из сердца печаль и сотвори знаменье во благо! Да будешь благословен Ты во веки веков! Аминь!

– Аминь! – нестройным хором повторили новокрещеные рабы Божии.