Но сильнее всего изменилось выражение лиц. Они были спокойны, а взгляды стали жесткими и острыми, как клинки мечей. Страшен человек в приступе боевой ярости, но не менее страшна и эта ровная, повседневная готовность сражаться и нести смерть. Глядя на соратников, Мистина узнавал на этих лицах глаза бывалых оружников отца, которые привык видеть с детства: веселые и безжалостные. И понимал: многие из них, как бояр, так и простых отроков, после этого лета не смогут вернуться к обыденной жизни в своих селах и городцах. Прежние мирные занятия покажутся бессмысленными, среди родных будет томить тоска, потянет назад, в дружинный круг, где тебе нет дела до примет урожая, вся жизнь укладывается в границы нынешнего дня, зато каждый час его переживается так остро, что кажется длиннее, чем целый месяц дома. После двух месяцев похода уцелели самые пригодные для такой жизни: крепкие телом, стойкие духом и сильные удачей. И князь найдет им место в дружине – кому в большой, а кому и в ближней. Ему ведь надо восполнять понесенные потери.

Не изменился только Хавстейн и его люди: они жили такой жизнью уже много лет и увидели для себя мало нового.

– Если зимовать, Амастриду надо брать, – сказал Вышегор. – Здесь для целой зимы-то тесновато и припасу мало.

Едва утвердившись здесь, послали тех же разведчиков в Амастриду – до нее был едва один переход. Но сведения не утешили: после Аскольдова набега стены восстановили и теперь содержали в порядке, а стратиотов в городе было на целую турму – тысяч пять. Наступая на такую силу, сидящую за хорошими стенами, русы заплатили бы за победу слишком дорого.

– Мы положим там пару тысяч человек, самое меньшее, – сказал воеводам Мистина. – А нам ведь еще возвращаться назад: мимо земель, где мы уже побывали, мимо устья Босфора, мимо Болгарского царства. Не говоря уж о днепровских порогах и печенегах. Если у нас останется слишком мало людей, чтобы защитить свою добычу на обратном пути, все те, о ком я сейчас упомянул, по очереди попытаются у нас ее отнять. Поначалу-то мы отобьемся, но каждый раз будем снова терять людей. И печенегам может уже и повезти. Так что лучше нам сохранить и доставить домой то, что у нас есть сейчас, чем потерять все, пытаясь взять еще больше. А к тому же… Ведь нас ждет князь. Мы не знаем, удалось ли ему благополучно добраться до дома и не нуждается ли он теперь в нашей помощи.

Об Ингваре Мистина думал куда больше, чем говорил. Казалось, дома за это время неизбежно произошли какие-то большие изменения… Чуть ли не два поколения сменилось. Жив ли Ингвар? Не пытались ли его обидеть болгары, благополучно ли его малая дружина миновала пороги? Не воспалились ли раны? Не случилось ли в Киеве какой беды за время отсутствия князя и войска?