* * *

Паракимомен патрикий Феофан, ныне первое лицо в державе ромеев после василевсов, очень ценил красоту. Роман август пожаловал ему дворец своего зятя и тезки, Романа из рода Саронитов, умершего под следствием о намерении захватить высшую власть. «Уж от тебя-то я такой подлости ожидать не могу, правда ведь?» – посмеивался тогда автократор. Скопец, как любой калека, не может взойти на Соломонов трон, поэтому Роман не тревожился, что, поселившись в доме изменника, патрикий Феофан проникнется изменническим духом.

К прежним богатствам Саронита Феофан за минувшие годы немало добавил сам. А он многое мог себе позволить: довольно долго он занимал должность протовестиария, то есть хранителя царской сокровищницы, а два года назад, после победы возглавляемой им меры над скифами, получил высшую должность в государстве – паракимомена, хранителя царской спальни и начальника телохранителей. К тому же он славился ловкостью в делах общения с варварами и не раз был щедро награжден Романом за удачно выполненные поручения.

Триклиний, где Феофан принимал гостя, был так великолепно отделан, что Боян едва держал нить беседы – отвлекали блеск мрамора, позолоченная резьба и роспись потолка. По стенам чередовались доски цветного камня – зеленоватого и серо-белого, в обрамлении розового с золоченой резьбой. На серо-белых узор шел косыми полосами, и они были положены тоже через одну – полосы то сходились, то расходились. Казалось, все это выписано искусной кистью и красками, а не вытесано из твердого камня. Прохладные цвета отделки, казалось, сами собой охлаждали воздух в триклинии, когда снаружи веяло летним зноем.

На окнах висели узорные шелковые занавеси, преграждая путь жгучим солнечным лучам. Поглядывая на них, Боян думал: всякая боярыня, а то и боярин отдали бы пару зубов за эту занавесь, чтобы сшить платье! А немало русских боярынь с прошлой зимы уже обзавелись такими: Мистина Свенельдич год назад прошелся по усадьбам всей Северной Вифинии, после чего там из украшений остались только каменные колонны…

На дальнем окне занавесь была отдернута, и солнце падало на мозаичный пол: по белому фону был кусочками стекла всех цветов выложен огромный венок из всевозможных цветов, овощей и плодов. Очень многие из них Бояну были вовсе неизвестны.

Как и те, что лежали перед ним на столе. Паракимомен патрикий Феофан принял болгарского царевича весьма любезно: в ответ на просьбу повидаться пригласил к себе в дом и даже сошел на нижнюю ступеньку крыльца, чтобы самолично его приветствовать. И Боян оценил это как знак расположения – может, помогли три сорочка куниц, посланных вместе с просьбой о встрече. Род Бояна шел от самого Авитохола[33] и включал множество ханов, князей и даже царей – он принадлежал ко второму поколению своей семьи, носящему царский титул, то есть на словах равный титулу ромейских василевсов. Но на деле болгарские цари были равны ромейским, как свеча равна солнцу. Болгары, чьи правители уже третье поколение носили крест, в глазах ромеев все еще оставались варварами, непримиримыми врагами, захватчиками старинных греческих владений до самого Дуная, с коими лишь последние лет пятнадцать удалось прожить мирно.