В первую очередь за это следовало благодарить, разумеется, Бога. А во вторую – вот этого рослого, грузного, с величественной осанкой и улыбчивым безбородым лицом человека. Крупный нос с горбинкой и высокий лоб – неложное свидетельство ума – придавали чертам Феофана величественность. Подвижный рот меж пухлых, немного отвислых щек, стоило его углам опуститься, мог выразить столько презрения, что его не вместили бы все подземные цистерны Великого Города, даже те, по каким плавают на лодке. Но сейчас он улыбался, как умел улыбаться варварам, будто восхищаясь всеми теми их качествами, за какие ромеи на самом деле их презирали. На нем был кавадий из очень пестрого самита: в крупных медальонах был выткан и всадник с луком в руке, и псы, бегущие за его конем, и дичь, которую он преследовал, и дерево, простершее над ними свои ветви. Всего в узоре сочетались пять разных цветов, и взгляд Бояна то и дело в нем застревал, будто в настоящем лесу. По сравнению с этим его белый льняной кафтан, отделанный зелено-золотым шелком, смотрелся если не бедно, то скромно. Перехваченный поясом из золотых пластин с эмалевым узором, кавадий придавал грузной фигуре патрикия почти молодцеватый вид, словно перенося на нее удаль охотника.

– Да, это те самые доспехи! – Посмеиваясь, Феофан указал на распорку в углу: там сиял начищенный клибанион из золоченых чешуек, снабженный шлемом, наручами и поножами, тоже позолоченными. – Разве мог я еще в детстве, когда наставник мне рассказывал о полководцах и битвах прошлого: о Константине Пятом и его войнах с сарацинами и… э-э-э… Феофиле… о кесаре Варде и его войне с павликианами, о стратиге Петроне и его победе над эмиром Метилены, о походе Василия на Запетру и Самосату, захват Лула и Метилены… и о множестве других славных деяний, – мог ли я тогда подумать, что мне доведется участвовать в чем-то подобном, да еще примерить на свои слабые плечи доспех василевса Льва!

Боян понимал, почему его собеседник, красноречием превосходящий всех ныне живущих, как знаменитый возница Епифан превосходит соперников на дорожках царского Ипподрома, так часто запинается. За последние два-три столетия не было, пожалуй, ни одного цесаря в Романии, кому не пришлось бы воевать с болгарами. С его, Бояна, родиной были связаны их как славные победы, так и позорные поражения. Но сейчас между ними царил очередной «вечный мир», и Феофан не упоминал о прежних раздорах.

Однако имело смысл о них вспомнить.

– Между ромеями и болгарами в былые времена тоже случались раздоры, – заговорил Боян. – И мои деды не раз приходили под стены Константинополя, и ромейские войска являлись на нашу землю. Иной раз их возглавляла сам василевс, а кое-кому Бог судил и лишиться там головы…