– Выйди, милости просим! – Мистина шел к нему с ковшом и кланялся.
После долгих уговоров Турогость согласился выпить, и Маломир налил ковш заново. Так повторялось, пока все древляне не выпили с Мистиной, а затем не перешли на женихову скамью. Эльга наблюдала за этим, сидя на своем престоле; лишь иногда Мистина, оглядываясь на нее, едва заметно подмигивал и тем скрашивал ей однообразие длинного обряда. Однако княгиня не скучала: каждый раз, когда ковш переходил из рук в руки, ей виделась новая нить, сшивающая воедино русь и полян с древлянами. После долгих переговоров, когда тот же Мистина спорил с Маломиром об условиях союза, она наконец могла с удовлетворением наблюдать за итогом трудов. Дело было сделано важное. Но к чему оно приведет – пока знали только Мокошь и ее небесные пряхи.
– Будем родня – отныне где вам хлеб, там и нам хлеб! – по очереди провозглашали древляне, поднимая ковш к кровле и приглашая в свидетели чуров и богов.
Однако, глядя, как Мистина над ковшом целуется с Величко или Обренко, Эльга не могла не вспоминать его же слова: вечный мир – до первой драки.
С жениховой скамьи за обрядом наблюдал царевич Боян. Он не входил в число сватов, но Маломир, сын болгарской княжны, просил его быть свидетелем обряда. Боян со своей дружиной все еще оставался на Руси и приобрел здесь добрую славу. Огняна-Мария в конце прошлой весны родила дитя – сына, и Ингвар назвал его Гудлейвом в честь своего деда по матери. Когда Ингвар был в Киеве, болгарская жена жила при нем здесь, а на время его отъездов и водворения на Олеговом дворе княгини Эльги возвращалась в Витичев. Только Боян жил то здесь, то там, усердно стараясь подружиться с Эльгой. К нынешней зиме она уже смирилась с его присутствием и держалась со сладкоголосым царевичем очень любезно.
На днях Боян приходил к княгине рассказать, что надумал послать гонцов к своему брату, болгарскому царю Петру.
– Мой брат до сих пор не ведает, что у нашей сестры родился сын, – говорил Боян. – К тому времени, как он ту весть получит, дитяте исполнится год.
– Что же ты так затянул?
– Ты знаешь, княгиня, как часто Бог забирает к себе младенцев. – Боян развел руками. – Я не хотел радовать Петра прежде времени, чтобы потом вслед за радостной вестью не пришлось посылать горькую. Теперь же видно, что наш сестрич – здоровое дитя, слава Богу, и я верю, что он будет радовать всю семью еще долгие годы.
Эльга понимающе кивала: не желая быть обвиненной, если дитя умрет, она сама требовала, чтобы Огняна-Мария оставалась в Витичеве. Та, беспокоясь о ребенке, больше не искала дружбы княгини и была, казалось, довольна тем, что у нее имеется городец, где она хозяйка.