Ведома тоже поднялась на стену и глянула вниз. Сначала она не поверила своим глазам: к воротам приближалась… изба. Она видела двускатную крышу из теса, поставленную на столбы и покрытую какими-то кожами. Столбы опирались на двое саней, которые множеством рук тащили и толкали киевские кмети. Слышались крики воеводы и дружные вопли, которыми русы подбадривали себя.

Это был «порок» – приспособление для выламывания ворот. Под крышей висело толстое бревно с заостренным концом. Киевские собрали его из бревен и теса, найденных на пристани и в уцелевших избах дальше по берегу.

Едва «порок» приблизился на расстояние выстрела, смолянские хирдманы взялись за луки. Принесли ведра со смолой и факелы – сверху вниз полетели огненные стрелы, пытаясь поджечь смертоносное сооружение.

Жутко было смотреть, как «порок» подползает все ближе, неуклонно двигаясь сквозь пылающий дождь. В сумерках его было трудно разглядеть, и он казался живым существом, чудовищем, желающим съесть все живое в Свинческе. Пылающие стрелы вонзались в навес и бревна, но мокрое дерево и свежеснятые шкуры упорно не хотели гореть.

И вот, несмотря на все усилия смолян его отогнать, «порок» приблизился вплотную. Раздался первый удар, и показалось, что не только ворота, но весь городец содрогнулся до основания.

Сверху кидали бревна, лили кипящую смолу, но «порок» продолжал бить в ворота, и гулкие удары были слышны даже сквозь общий шум и крик.

Вот раздался раздирающий треск, потом дружный рев – ворота поддались. В щель немедленно полетели стрелы, но киевляне, ободренные успехом, поднажали.

В это время послышались крики с другой стороны. Пользуясь тем, что большинство Сверкеровых кметей собралось над воротами, киевляне подтащили лестницы и собрались карабкаться на стену. Грим спешно повел туда часть дружины, над воротами остался распоряжаться сам Сверкер.

Еще два-три удара – и створка ворот сорвалась и вылетела внутрь городца, придавив защитников.

Однако киевляне отошли, но стояли поодаль, где не доставали стрелы, и держали лестницы наготове, поэтому Грим не мог оттуда уйти. Чтобы предотвратить вторжение с другой стороны, Сверкеру пришлось разделить дружину, хотя он и понимал, что таким образом сам уменьшает свои силы.

Была уже почти ночь, когда киевская дружина ворвалась в Свинческ. У киевских кметей на рукавах белели повязки, благодаря чему они отличали своих. Не было ни стягов, ни строя – все смешалось в одной кровавой каше. Вопили охрипшие беженцы, которым больше некуда было бежать, а единственный выход наружу перекрывало кипящее сражение.