Киевские кмети, держа в одной руке факел, а в другой меч, разбежались по берегам Днепра в обе стороны, сновали вокруг городца, осматривали каждый клочок земли. Но между Днепром и городцом лежала широкая полоса пожарища, уже спрятанная под снежное покрывало, а в самом городце еще сидела толпа пленных. Прочее же пространство берега было пусто – снег да и все.

Впрочем, Ингвар быстро сообразил, что виной всему местные. Отправив часть кметей обыскивать избы поселения, лежащие дальше от пристани, он велел найти и привести к нему Лютояра. Тот со своими пятью вилькаями участвовал в битве за Свинческ и должен был быть где-то под рукой. Но тот лишь вытаращил глаза и стал клясться, что не виновен в исчезновении княгини.

– Ступай ищи ее, йотуна мать! – яростно орал Ингвар. – Если моя жена пропадет, я здесь пустое место сделаю! Править тебе будет негде, никого в живых не оставлю!

Лютояр ушел. И едва косматые спины его соратников растворились в пелене снегопада, Ингвар пожалел, что дал им уйти. Если всему виной местные, то их князя стоило держать при себе – как заложника.

Он уж хотел было приказать вернуть Лютояра, но Ивор его отговорил.

– Никогда так не бывает, чтобы все хотели одного, – сказал старый воевода. – Сколько живу, всяк в свою сторону тянет. А когда война или еще какая свара – особенно. У них, у местных, тут свои свары. Если Станибор правда не виноват, лучше него никто не придумает, где пропажу искать.

Вслед за вилькаями Ингвар вышел за ворота Свинческа. Разбитые в щепки створки валялись перед проемом, а сам проем напоминал беззубый рот старика. «Порок» под своей тесовой крышей еще стоял на дороге: будто чудовище заснуло, не добравшись до своей цели чуть-чуть. Даже сквозь снежное покрывало ощущался запах гари предградья. За спиной у Ингвара валялись мертвецы. Киевских уже подобрали и сложили в стороне, а о местных пока некому было позаботиться, кроме Марены. Снег все падал, и уже не видно было, где лежит закоченевшее тело, а где просто куча обломков.

Ее недолго несли, потом положили в сани и повезли. К счастью, рукавицу изо рта вынули, видимо, опасаясь, что задохнется, и за этот миг Эльга успела увидеть вокруг себя лишь пару темных фигур, одетых в заснеженный мех. Снова завернув в плащ с головой, ее поверх плаща обмотали веревкой: не слишком тесно, но так, что она не могла пошевелиться. Она неудобно лежала на жестком днище саней, в непроглядной тьме и духоте под плащом. Скоро у нее закружилась голова, подступила тошнота, и вот теперь Эльга испугалась: если ее затошнит, она задохнется! Но единственное, что она могла, – это дергать головой, не имея ни малейшей надежды освободиться из-под плотной шерсти. Оставалось одно: постараться успокоиться, не двигаться и дышать осторожно. Не навсегда же ее завернули в этот проклятый плащ, будет же этому когда-нибудь конец!