– Мама… – бормотал Велесик. – Пить…

– Вот, мой маленький! – Ута подносила ему глиняную чарку с клюквенной водой.

– Кисло… – Он недовольно отталкивал питье.

– Нет, это сладенько, – уговаривала его Ута. – Тебе просто кажется, что кисло. Пей!

Что она могла сделать? Только следить, чтобы слезы не падали в питье, делая кислое горьким.

Уложив ребенка снова, она тиха запевала:

Эта старая колыбельная, с которой ее саму когда-то качала мать – порой в одной зыбке с сестрой Эльгой, – а потом сама она качала сперва младшего брата Кетьку – теперь он уже воевода Кетиль Турлавович, а потом своих детей, – казалась ей оберегом от зла, спасшим ее в избе Буры-бабы и способным спасти теперь…

Но вот выздоровела Держанка, за ней и двое младших пошли на поправку. Жар спал, но они еще покашливали, и кожа их была бледной до прозрачности. Под глазами залегли лиловые тени. Им не хотелось играть, они больше сидели на бревнышке возле избы волхвуньи. Леденящий ужас близкой потери отступил, но тоска не проходила. Ута ясно понимала: опасность отступила ненадолго и отошла недалеко. Если их не выведут отсюда, с болот, то к весне пленники поубавятся в числе.

– Какая корысть Ходиме, Гвездобору, князьям древлянским, если дети мои перемрут за зиму на вашем клятом Игровце! – кричала она парням. – Чего они купить хотят нашей гибелью? Уж скоро снег пойдет, а нас все мучают здесь! Хоть бы в весь забрали, где хоть есть чем кормить, во что одеться, нет этой мокрости вечной!

– Да у нас… тоже мокро, – виновато почесываясь, отвечали парни. – Наши мальцы тоже хворают, тоже по весне и осени многих в земляные постельки упрятывают…

– Ну, батя придет… Ты ему говори, мы-то что…

– Может, он и заберет в весь, – утешал Ходыга. – Вон, одну девку уже забрали… Что ж, дожидаться, пока Ящер всех приберет? Это точно, никакой людям корысти…

Парни тоже становились день ото дня мрачнее. Они так горевали по Соколине, что Ута жалела о необходимости их обманывать: бойкая девушка им полюбилась. К тому же долгие осенние вечера и глухие холодные ночи навевали тоску и на привычных к этому людей. Парни скучали по семье, по матери и сестрам, по братьям и приятелям. Каждое утро с тревогой спрашивали, особенно Святанку, не видала ли она опять тень волхвуньи – боялись, что одной девки Ящеру покажется мало.

– Что же батя все не идет? – с грустной безнадежностью вздыхали дети.

– Он придет! – уверяла их Ута. – Уже скоро придет.

Но сама думала о муже с досадой: мог бы и поторопиться с поисками! Хотя и понимала, что несправедлива к нему. Это только в сказках идешь три года – и приходишь куда надо. Еще по пути три раза избушки встретишь с добрыми старушками, что тебе путь укажут и клубочек самобеглый или старичка-лесовичка в провожатые дадут. Конечно, Мистина их ищет. И Ингвар ищет. Расспрашивает в каждой веси, куда приходит полюдье, пытается подкупить, запугать…