Последний раз был давно, восемь месяцев назад. И тогда твердо порешил, что хватит, отрезано.
Ехал-то с надеждой, глупой. Подслушал, как в гриднице отроки друг перед другом похваляются победами над женским полом. Один, первый из всех ухарь, сказал, что девки и бабы все одинаки, любую можно взять, коль улестишь хорошим подарком. Мысль была простая, но Ингваря поразила. Он-то на Ирину снизу вверх взирал, будто на облако небесное, а она ведь женщина, Евина дочь. Если что-нибудь дорогое подарить, может, станет поласковей?
Дорогих вещей у него было две: серебряное зеркало из материнского приданого и чудесная книга с картинками. Ингварь без колебаний выбрал книгу, главное свое сокровище. Потому что для любви надобно жертвовать самым лучшим. Так и Трыщан в повести говорит: «Недостоин любви тот, кто не стал пред нею нищ».
Восемнадцатого сентября, на Иринино тезоименитство, повез свой подарок.
В Радомире по случаю праздника оказались и другие гости – трое княжичей из сопредельных земель. Каждый вьется вокруг княжны, перья распушает что селезень перед уткой, в женихи метит. А Ирина весела, довольна, на щеках румянец – нравится ей.
У Ингваря сердце так и сжалось.
Опасней всего показался ему Володарь Северский. Хоть Ингварь был сам себе князь, а тот всего лишь княжий сын, но зато старший, и отчина – не пустяшный Свиристель, но богатое и сильное Северское княжество. Володарь вел себя дерзко, над остальными насмешничал. Ингваря называл не иначе как «невеликим князем», что было вдвойне обидно, поскольку северец был собою статен и чуть не на голову выше. Ирина тем шуткам смеялась…
Ее мать, княгиня Марья Адальбертовна, подлого Володаря тоже отличала. Сажала за стол между собой и дочерью, говорила с ним ласково, коверкая русские слова – она была франкиня. А Ингваря называла шипящим словом «Таште́», которое Бог весть что значит, но, верно, что-то нехорошее.
Горше всего вышло с книгой. Стали все именинницу величать, дары дарить. Липовецкий княжич поклонился собольей шубой. Мякининский – отрезом византийской парчи. Володарь поднес золотой с яхонтами гребень, сам вдел Ирине в волоса. Княгиня Марья руками всплеснула, по-своему затараторила, сама побежала за зеркалом. Оно было хуже, чем Ингварево – тоже серебряное, но меньше и тусклое. Вот когда он пожалел, что не тот подарок выбрал. Однако делать нечего. Подошел черед – волнуясь и трепеща, отдал свою драгоценность.
– Книга? – только и молвила княжна. Аксамитовый плат, в который был завернут дар, ее заинтересовал и то больше.
Володарь засмеялся: