Они ехали неторопливо и спокойно в самой середине многочисленной бургундской процессии, направлявшейся из Лувена в Реймс, где Людовик должен был принять помазание и короноваться. Для того чтобы наилучшим образом обеспечить всю кавалькаду на время пути, Людовик предложил избрать не самую короткую дорогу — через лесистую и малонаселённую Шампань, но свернуть чуть к западу — в благодатную возделанную долину, по которой лениво протекает извилистая Сомма. Это предложение пришлось по душе герцогу Филиппу, поскольку гостиницы и постоялые дворы встречались здесь гораздо чаще, а сам он уже давно не проводил ночь в палатке, в открытом поле, и не испытывал желания вспомнить молодость. Впрочем, для большинства из сотни тысяч бургундских рыцарей, вельмож и просто солдат, которые их сопровождали, места в гостиницах всё равно не находилось.

Оливье Лемальве, заметив, что король и королева поглощены приятной беседою наедине, отважился всё же приблизиться к ним и прошептать: «Мы приближаемся к Перонну».

— Скачи дальше, к головной части, как будто тебе там что-то понадобилось, — раздражённо прошептал в ответ Людовик. — Скажи бургундскому знаменосцу, чтобы он выше стремил своё знамя, как того требует честь Бургундии. Скажи, что я заметил, как оно поникло в его руке. Затем заведи разговор с пешим бургундским воином, выведай его настроение. Намекни ему, что я обеспокоен, как бы он не насадил себе волдырей. А уж если насадил, то предложи ему свою помощь. Ты ни в коем случае не должен ко мне приближаться, а когда выполнишь всё, что я велю, возвращайся на своё место, словно тебе нужно было передать мне нечто важное.

Лицо Оливье вытянулось:

— Простите меня, ваше величество.

— Я прощаю тебя.

— Похоже, вы как следует отчитали его, — заметила Шарлотта, — вид у него был как у Магомета, когда вы его отхлестали за то, что он зарычал на графа Карла.

— Прости меня Господи за то, что я выпорол Магомета. Я мысленно считал удары, — и уверяю, моя дорогая, я сделал их менее жестокими, чем это казалось, — но всё равно, однажды этот несчастный граф, который всё вечно портит, ответит мне вдесятеро за каждый.

— Тише, Людовик, он может услышать вас.

— Нет, он поотстал, чтобы поговорить с герцогом. Не оборачивайся. Я и так знаю, где он.

— Но откуда вы это знаете? Ведь вы тоже не оборачивались.

— Просто ему негде больше быть. Мы подъезжаем к Перонну. Через несколько минут я и сам отстану, чтобы побеседовать с герцогом.

— Ничего не понимаю, — вздохнула Шарлотта.

Немного погодя, когда Людовик убедился, что минутное промедление Оливье Лемальве не покажется связанным с его собственными действиями, он снова обратился к жене: