На занятие я пришел заранее. Мне было легче наблюдать, как люди входят один за другим, чем сразу оказаться перед полной аудиторией. Я получал время оглядеться и усмирить страх, не дать ему взять меня за горло и полностью мною завладеть.

Эрик, руководитель занятий, который записывал меня в группу, принял меня очень радушно. Мне сразу стало хорошо и удобно. Однако на помост я поглядывал как на эшафот. И очень удивился, увидев микрофон и звуковую аппаратуру. В прошлый раз, когда я здесь был, я не заметил, что зал оборудован подзвучкой.

Слушатели все прибывали. Все тепло здоровались с Эриком и дружески перешучивались, словно были знакомы уже много лет. Это мне понравилось и даже вселило некоторую уверенность. Однако если все здесь свои люди, то, наверное, они уже намного превосходят меня в красноречии.

В назначенный час руководитель решительно закрыл дверь, что само по себе было чудом в Париже, где все считали нормальным опаздывать не менее чем на полчаса. Меня успокоило то, что все присутствующие были не старше двадцати пяти лет. Если бы им было вдвое больше, я бы чувствовал себя не в своей тарелке…

Эрик поднялся на эстраду, взял микрофон и постучал по нему пальцем, проверяя, есть ли подзвучка. В громкоговорителе тоже раздался стук. Эрик заговорил низким, приятным, прекрасно поставленным голосом. В своем деле он был мастер. Он объявил о начале занятий в новом сезоне, который обещает быть очень интересным, назначил день для взносов и напомнил, что на занятия следует приходить вовремя и по возможности их не пропускать.

— Сегодня, — сказал он в заключение, — я имею удовольствие представить вам нового участника…

Сердце у меня сжалось.

— …который сегодня скажет свою первую речь: Алана Гринмора.

Все дружелюбно зааплодировали. Я поднялся на эстраду, а Эрик уселся на табурет среди слушателей. Пульс у меня был не меньше ста пятидесяти. Все взоры устремились на меня. Черт, почему я не могу избавиться от этого проклятого страха! Просто наказанье какое-то… Я взял микрофон в правую руку, а листок с написанным текстом в левую, чтобы подглядывать, если понадобится.

Какой это ужас, сознавать, что все ждут, когда ты начнешь говорить…

— Приветствую всех…

Голос мой звучал глухо, словно застрял в горле. Губы тряслись, а тело одеревенело.

Ведь эти люди только что слушали Эрика, такого уверенного, так прекрасно владеющего и голосом, и телом. Я перед ним — просто нуль без палочки…

— Я хочу поговорить о том, что, с моей точки зрения, не относится к сфере знойного эротизма: об англосаксонской бухгалтерии.