— А кем вы были для него? Я часто задавал себе этот вопрос…

— Можно сказать, коллега, ставшая подругой. Я тоже была психиатром и в те времена, когда он еще открыто практиковал, много слышала о его отважных подвигах. Тогда я с ним связалась и попросила разрешения сопровождать его ради обмена опытом. Он сразу согласился: ему было приятно, что кто-то заинтересовался им самим и его методом. Надо признать, что твой отец, Алан, был гением, хотя его методы отличались… специфичностью.

— Но вы согласны, что это безумие: толкать собственного сына на самоубийство, только ради того, чтобы иметь повод потом подставить ему плечо. Я мог не прийти, мог воспользоваться другим способом…

— Не мог. За тобой тщательно следили…

Что-то во всей этой истории меня тревожило и глубоко задевало, но что — я определить не мог.

Вдруг одно воспоминание пронеслось у меня в мозгу.

— Катрин… в тот день, когда мы впервые встретились, я был… в ужасном состоянии.

— Знаю.

— Но Игорь меня… подначивал прыгнуть. Клянусь. Он так и сказал:

«Валяй, сигай, чего стоишь?»

Катрин печально улыбнулась:

— Ах это… В этом весь Игорь! Он очень хорошо тебя изучил, знал все о твоей личности и прекрасно понимал, что дать тебе приказ прыгнуть — это лучшее средство уберечь тебя от прыжка.

— Ну… а если бы он ошибся? Ведь риск был огромный…

— Видишь ли, к такому человеку, как он, нам никогда даже не приблизиться. Он всю жизнь шел на риск. Но твой отец знал людей лучше, чем они сами себя знали. У него была потрясающая интуиция. Он всегда безошибочно чувствовал, что нужно сказать в нужный момент. И никогда не ошибался.

Дождь перестал. Сад озарился светом, отраженным в мокрых, свежих листьях. Из открытых окон долетал ветерок.

Мы еще долго говорили о моем отце. Под конец я поблагодарил Катрин за доверие. Она назвала мне день похорон. Надо взять отпуск. Уже у дверей гостиной, выходя, я задержался и обернулся:

— Игорь знал… о моем избрании?

Катрин подняла на меня глаза и кивнула.

Меня мучил один вопрос, но я стыдился его задать:

— А он… был горд за меня?