Кресла были расставлены в круг; директор турнира находился справа от Бет, напротив нее сидели Дмитрий Лученко, Виктор Лаев и Леонид Шапкин – все в идеально скроенных костюмах, белых рубашках и темных галстуках. Мистер Бут говорил, что советские мужчины выглядят так, будто заказывают одежду по каталогу «Монтгомери Уорд»[80] тридцатых годов, но костюмы шахматистов были из элегантного дорогого серого габардина и других шерстяных тканей. Эти трое – Лученко, Лаев и Шапкин – являли собой пантеон, перед которым благоговел весь американский шахматный истеблишмент. А по ее левую руку сидел Василий Боргов. Бет никак не могла заставить себя взглянуть на него, но находилась так близко, что чувствовала запах его одеколона. Между Борговым и остальными русскими шахматистами расположился еще один пантеон, не менее прославленный: Жоржи Фленту из Бразилии, Бернт Хельстрём из Финляндии и Жан-Поль Дюамель из Бельгии, все одетые так же консервативно. Бет пила чай и старалась не подавать виду, что нервничает. Было девять тридцать утра, за окном светило восхитительное летнее солнце, но тяжелые коричневые шторы на высоких окнах были плотно задернуты. Кресла щеголяли коричневой бархатной обивкой с золотистым узором; роскошный восточный ковер на полу выглядел так, будто попал сюда из какого-нибудь музея, стены были обшиты палисандровыми панелями.

В эту гостиную Бет явилась в сопровождении эскорта из двух советских женщин, обменялась рукопожатием со всеми шахматистами, и они сидели в такой компании уже полчаса. Накануне ночью, лежа на кровати в огромном и странном номере отеля, она слушала, как где-то капает вода, и не могла заснуть, поэтому встала и полностью оделась в половине восьмого, так что уже успела вспотеть в своем дорогом, темно-синем, сшитом на заказ платье, а нейлоновые чулки противно липли к ногам. Бет чувствовала себя здесь ужасно неуютно – всякий раз, когда она пересекалась взглядом с кем-то из мужчин, они ей улыбались, и она сама себе казалась ребенком, который вынужден играть социальную роль взрослого. И еще у нее болела голова. Надо было сразу попросить у директора турнира аспирин.

Наконец директор закончил выступление, и мужчины встали. Бет тоже вскочила, так что чашка звякнула о блюдце – сразу подошел обслуживавший гостей официант в белой косоворотке, чтобы чашку с блюдцем забрать. Боргов, взглянувший на Бет один-единственный раз в самом начале, когда небрежно пожимал ей руку, прошел мимо, не обратив на нее никакого внимания. Он направлялся к двери, которую открыл директор, и остальные шахматисты последовали за ним. Перед Бет шел Шапкин, позади – Хельстрём. В застеленном коврами коридоре ее догнал Лученко.