Когда через несколько часов на место битвы человека и зверя случайно вышла возвращающаяся из немецкого тыла советская разведгруппа, ее бойцам открылась следующая картина: посреди небольшой поляны огромной бурой горой возвышается туша убитого лесного великана, под ним лежит человек в летном обмундировании. С первого взгляда на летчика было видно, что на нем живого места нет. Одной рукой он сжимал рукоять пистолета, а в другой держал большой клок медвежьей шерсти…

* * *

Выключив мотор, из кабины истребителя Лямин вылезал очень медленно. Долго копался с замками привязных ремней. При этом старался не смотреть на проходящих мимо летчиков и своего механика. В полку уже наверняка знали о его «подвиге». Андрей чувствовал такое угрызение совести, такой стыд, что готов был забиться куда-нибудь в дальний угол, только бы не показываться на глаза ребятам и командиру. Думать о том, что Леня погиб по его вине, было невыносимо. «Как теперь оправдаюсь перед всеми, — тоскливо думал Андрей. — Лучше бы меня тот “мессер” срубил. Тогда все было бы просто, а так…»

Лямин честно рассказал командиру, как все было, хотя мог бы придумать себе какое-нибудь оправдание. Нефедов не ругал его. Только с неприязненным видом выслушал доклад летчика, но ничего не сказал. Но с того дня командир переменился к Андрею: разговаривал с ним сухо, официальным тоном.

Через несколько дней пришло радостное известие: Красавчика нашли живым, хотя и сильно покалеченным. Но все равно Андрей чувствовал, что прежнего доверия к нему со стороны командира и товарищей уже нет. Все считали, что он бросил ведомого в сложной ситуации, чтобы одержать очередную победу. Как раз решался вопрос о снятии с Лямина судимости и о переводе его в обычный полк. Естественно, что каждая одержанная победа приближала это событие. Так что повод для такого мнения был.

Андрей страшно переживал свою вину и презрительное отношение сослуживцев. Никто не хотел быть его новым ведомым. Поэтому командиру приходилось в приказном порядке назначать ему напарников на конкретный вылет.

Мрачным настроением Лямина тут же воспользовался майор Лакеев. Он уже получил от кого-то информацию, что во время недавней штурмовки немецкого эшелона Нефедов вдруг вышел из атаки на вражеский паровоз, не выстрелив по нему. Вместо локомотива командир вначале поджег несколько цистерн с горючим. Поезд остановился. И только тогда в последнем заходе Нефедов расстрелял неподвижный железнодорожный тягач. Свой поступок он позднее объяснил подчиненным так: «Немцы часто заставляют работать на себя русские локомотивные бригады. Надо было дать паровозникам покинуть машину, а уж потом курочить ее по полной…»