– Ну как можно, сановник. А где же сама красавица? – За изворотливость и скрытность Цуй Жусу получил прозвище Лис Цуй. Сейчас он обратил лицо с натянутой улыбкой за спину Цао Гуя.

– Можете не беспокоиться, господин Цуй, красавица уже отправлена во дворец. Вы сможете ее увидеть во время пира. – За спокойным тоном Цао Гуй тщательно скрывал тревогу.

– Хорошо, в таком случае позвольте откланяться. – Цуй Жусу с насмешкой поклонился, соединив руки перед собой, и ушел.

Мужун Синь и Цао Гуй стояли рядом, любуясь «Бирюзой семейства Оу». Легкий ветерок разносил в воздухе нежный аромат пионов.

– Хэйюй, оставь ты это. Полжизни уже борешься, пора успокоиться.

Мужун Синь обратился к Цао Гую, используя его детское имя[2]. Тот родился со смуглой и гладкой кожей, с самого детства любил нырять и плавать по дну озера, так что такое имя ему точно подходило. Мужун Синь поднял голову и взглянул на небо – у горизонта плыла черная как смоль туча. Подступала духота.

– Ты еще не видел этот мой новый красный наряд? Людям нравится зеленый цвет, такой, в котором отчетливо чувствуется энергия инь. Я же больше склоняюсь к красному цвету, такому, что горит как огонь, сверкает как огонь и как огонь пылок.

Цао Гуй провел рукой по изображениям чудесных зверей, искусно вышитых на его алом одеянии. Его лицо было суровым, а голос звучал хрипло, будто он уже приготовился к новой жизни после смерти.

– Огонь? Но ведь он легко может и тебя спалить, Хэйюй. – Видя упрямство Цао Гуя, Мужун Синь решил не тратить силы на уговоры.

– Ничего, счастье или горе, успех или поражение – это мы очень скоро увидим! – Цао Гуй поправил воротник Мужун Синя, в его голосе звучала решительность.

– Хэйюй! – тихо сказал Мужун Синь, не двигаясь с места, и два ручейка слез вдруг хлынули из его глаз. Он вспомнил то время, когда они вдвоем поступили на военную службу, вместе проливали кровь на поле битвы, рискуя жизнью. Один из них был кочевником-сяньбийцем, а другой – ханьцем[3] из срединных земель, их характеры и привычки различались, что вовсе не мешало крепкой дружбе, завязавшейся между ними.

Во Дворце Благополучия уже собрались и расположились друг напротив друга гражданские и военные чиновники, а над ними, возвышаясь, на троне дракона сидел его величество Юйвэнь Ху. На нем был искусно сделанный парадный головной убор, но кожа на вытянутом, как кабачок, лице была дряблой, под глазами висели темные мешки – то была усталость, вызванная распутством и пьянством. Только взгляд ярко сияющих глаз правителя был тигриным[4], внушая трепет и уважение, и хотя в нем не было гнева, у любого, на кого обращался этот взор, по коже пробегал холодок.