— И мне. И я каждую ночь его убиваю. Лучше бы я его убила, не ты.
— Это был несчастный случай.
— Если бы я его убила, я бы не стала упирать на несчастный случай. И ни у кого не было бы поводов для беспокойства.
— Тебе легко говорить. Убил-то я.
— Мама думает, ты проговоришься. Мы за тебя волнуемся.
— Что? Передай Розине, чтобы не тревожилась.
— Однажды это всплывет и всех нас убьют.
— Прекрати. Если так уверена, что я проболтаюсь, зачем затеяла этот разговор? Слезь с меня.
Она легла на меня плашмя. Ее лицо было совсем рядом, и на секунду мне показалось, что она меня сейчас поцелует. С чего бы, ведь мы ссорились. Я смотрел ей в глаза, на пятнышко в правой радужке, чувствовал на лице ее свежее, легкое дыхание, видел, какой роковой красавицей она станет. Меня одолевало воспоминание о нашей близости в кладовой.
Зрачки у нее расширились, она прищурилась.
Там, где ее бедра прижимались к моим, я ощутил растекающееся тепло.
Пижама у меня сделалась мокрая. Воздух под накомарником наполнился запахом свежей мочи. Глаза у нее закатились, стали видны одни белки. Она закинула назад голову. Содрогнулась, выгнула спину дугой. Подарила мне последний взгляд.
— Ты обещал. Не вздумай забыть.
Она спрыгнула с меня и была такова. Догнать ее, разорвать на кусочки!
Шива схватил меня за плечи. Ее ли он хотел защитить или просто выступил в роли миротворца, не могу сказать. Глаза он отводил в сторону. Меня всего трясло от ярости, а он сдирал постельное белье. Мои пижамные штаны были насквозь мокрые, Шива обходился без них. Я набрал в ванну воды и помылся, Шива сидел на стульчаке. Вернувшись в спальню, я надел свежую пижаму. Тут вошел Гхош.
— У вас свет. Что стряслось?
— Несчастный случай, — буркнул я.
Шива промолчал. Запах было ни с чем не спутать. Я сгорал со стыда. Можно было свалить все на Генет, но я не стал. Открыл на пять минут окно, и все.
Гхош вытер тюфяк, помог мне его перевернуть, принес свежие простыни, перестелил постель. Мне показалось, он расстроен.
— Возвращайся к гостям, — велел я. — С нами все отлично. Ей-богу.