— Что здесь случилось? — спросила Хема, но Розина отвела глаза в сторону и ничего не ответила.
Алмаз включила свет, загородила мне вид и приподняла одеяло, показывая что-то Хеме.
— Открой окно, Мэрион, — произнес Гхош и подошел поближе к кровати.
— Господи… — потрясенно выдохнула Хема. Генет застонала от боли.
Хема схватила Розину за плечи и, заикаясь от ярости, принялась трясти:
— Это ты учинила? Бедная девочка! Розина смотрела в пол.
— Дура ты, дура! Боже, зачем? Похоже, ты убила ее, Розина! Понимаешь?
У Розины с подбородка капали слезы, но лицо оставалось суровым.
Гхош взял Генет на руки, она снова застонала.
— Машину, — сказал Гхош.
Алмаз бросилась к двери, Хема за ней. С порога я оглянулся. Моя нянюшка безучастно сидела, свесив руки, в той же позе, в какой мы ее застали. Мне вспомнился день, когда она бритвой порезала дочке лицо. Какой победительницей она тогда ходила. А теперь я видел стыд и страх.
Когда я подбежал к машине, Хема бросила мне в лицо:
— Думаю, Мэрион, ты в этом как-то замешан. Я не слепая!
Она захлопнула дверцу. Машина тронулась. Алмаз на заднем сиденье бережно прижимала к себе Генет, Гхош сидел за рулем. Я срезал путь у сарая, пересек поле и догнал их у приемного покоя.
Генет влили в вены нужные растворы и антибиотики, и Хема забрала ее в Третью операционную для более тщательного осмотра. Через некоторое время она вышла к нам. Вид у нее был потрясенный, но в движениях сквозила решимость. И ярость. Хема доложила Гхошу и матушке, не обращая на меня внимания:
— Представляете, Розина вырезала ей клитор. Да еще прихватила
Генет положили в отдельную палату, предназначенную для особо важных больных. Гхош рассказывал мне, что именно здесь лежал генерал Мебрату с заворотом кишок. Это случилось вскоре после нашего рождения.
Я сел на стул возле койки. В какой-то момент Генет сжала мне руку, не знаю, сознательно или инстинктивно. Я ответил на пожатие.
Хема сидела в кресле напротив меня, подперев руками голову. Нам нечего было сказать друг другу. Я был так же зол на Хему, как она на меня.