Она плакала. Прошло немало времени, прежде чем она погладила меня по голове и поцеловала.

— Мне надо в ванную.

Я ее не отпустил. Во мне снова нарастало возбуждение. Я опять оказался в ней.

— Прошу тебя, Мэрион, — взмолилась она.

Не выходя из нее, я обхватил Генет руками, перекатился на спину и усадил ее на себя. Ее груди воспарили надо мной.

— Хочешь писать? Валяй, — задыхался я. — У тебя уже есть опыт.

Я обнял ее и изо всех сил прижал к себе. Ноздри мне щекотал запах лихорадки, крови, секса и мочи. Я кончил еще раз.

И сдался. Позволил ей соскользнуть с себя.

В субботу утром я проснулся поздно. Ее голова лежала у меня на плече, глаза смотрели на мое лицо.

Я опять овладел ею — мне уже трудно было себе представить, как я мог так долго отказывать себе в таком наслаждении.

Окончательно продрал глаза я в два часа дня. Судя по звукам, она была на кухне. Вернувшись из ванной, я заметил кровь на простынях. Сдернул с кровати постельное белье и положил стираться.

Она принесла две чашки кофе, курицу и две ложки для меня. Ее опять знобило, в халате ей было холодно, зубы выбивали дробь, то и дело нападал сухой кашель. Халат на ней распахнулся. Она смотрела, как я перестилаю постель.

— Извини, — смущенно произнесла она. — Кровь у меня идет из-за тех шрамов… Всегда идет, когда… я с мужчиной. Подарок от Розины. Хочешь не хочешь, а вспомнишь о ней.

— Больно? — Я принял у нее кофе.

— Поначалу. И если давно никого не было.

— А жар у тебя давно? Ты рентген делала?

— Я скоро поправлюсь. Просто сильно простудилась. Надеюсь, ты не заразился. Я нашла у тебя в шкафу «эдвил»[104] и приняла пару таблеток.

— Генет, ты должна…

— Я поправлюсь, доктор. Честное слово.