В затянутом облаками небе было несколько голубых просветов, бледное солнце освещало окрестности. Дорогу до санатория расчистили, почерневший снег сбросили на поля, но метровые сугробы уже начали подтаивать, и по земле побежали ручейки. Они шли молча, чтобы не задохнуться на морозе. Метров через сто санаторий исчез за поворотом, Хелена обогнала Рамона и остановилась подождать. Он откинул углы одеяла на плечи, и она увидела, что у него все лицо в испарине.

– Вы в порядке?

Он кивнул, хотя дышал отрывисто и поверхностно.

– Идем дальше?

– Вы курите?

– Да.

– Дадите сигарету?

Она собралась было возразить, но он ее опередил:

– Моим легким это не повредит, уверяю вас.

Рамон смотрел на Хелену, и его черные глаза выражали мужскую решимость, детскую беззащитность и отчаяние. Этот взгляд перевернул ей душу.

– Умоляю…

Она вытащила из кармана пачку «Петры», выщелкнула сигарету, чиркнула спичкой, давая прикурить; он глубоко затянулся и с видимым наслаждением выдохнул дым:

– Боже, благодарю. Вы не представляете, какое это блаженство.

– Мы еще долго будем «выкать» друг другу?

– Да нет… Знаешь, у меня совсем промокли ноги.

Хелена посмотрела на его черные кожаные туфли, до самого верха измазанные грязью, и ужаснулась:

– Только отцу не говори…

Обратный путь занял гораздо больше времени: одеяло соскальзывало, один край волочился по мокрой земле, и Рамон все время его поддергивал. Его кидало то в жар, то в холод, он замедлил шаг, пытаясь успокоить дыхание (небулайзер остался в палате).

– Не понимаю, что со мной.