Сурек отчитывался перед начальством дважды в день. Первый раз – утром по телефону. Он на два часа занимал кабинет Йозефа и готовился к разговору, выстраивая пункты в порядке важности, записывал ответы на возможные вопросы и ровно в десять набирал номер. Беседа длилась не меньше получаса, после чего лейтенант составлял «промежуточный рапорт», подробно освещая содержание разговора, и уже на его основе печатал второй, вечерний рапорт, более обстоятельный и подробный, который отправлял в Прагу с водителем, приезжавшим в санаторий в 17.00.

Йозеф не знал, кому звонит Сурек и почему беседы длятся так долго, но от лейтенанта каждый день требовали все больше деталей. Имя и звание человека, перед которым отчитывался лейтенант, держались в секрете, этот «некто» был сотрудником министерства, а может, занимал и более высокое положение, но медицинского образования явно не имел и нуждался в разъяснениях.

– Ваши ответы грешат недостаточной научной точностью.

– Я не контролирую ход болезни.

– Проблема в том, что состояние вашего пациента меняется каждый день – то улучшается, то ухудшается, и никакой стабильности.

– Если бы все зависело от меня, больной давно бы поправился и отбыл восвояси. Его организм изношен, а малярия вкупе с дизентерией и астмой способны уморить даже молодого сильного человека. Кроме всего прочего, он находится в подавленном настроении, что не может не влиять на общее состояние.

– Вот оно что… Это объясняет, почему он так груб.

– С нами он очень вежлив и даже любезен. Не знаю, что влияет на его психологическое состояние – болезнь, потеря сил или же существует какая-то внешняя, более глубинная, не связанная с физическим недомоганием причина.

– Что конкретно вы имеете в виду?

– Я не специалист, но нахожу у Рамона признаки депрессии. Возможно, следует привлечь психолога или даже психиатра.

– Как это некстати! Лучше не упоминать депрессию, если признаки не слишком явственные.

В квартире Йозефа на низком столике стояла шахматная доска, служившая скорее украшением интерьера, как цветок в горшке или статуэтка. Йозеф бросил играть, когда Хелена и Людвик набрали силу, а ему не хватало ни терпения, ни желания размышлять над ходами. Если в воскресенье шел снег и гулять не хотелось, долгими скучными вечерами или по ночам, когда привязывалась бессонница, Тереза предлагала Йозефу сыграть партию-другую, он соглашался и почти всегда разбивал ее в пух и прах, как бы она ни старалась.

– И все-таки ты никудышный шахматист, – дразнила она мужа. – Я выигрываю не реже тебя.

В тот вечер, придя к Капланам, Рамон устроился с книгой на диванчике. Тереза заметила, что он мерзнет, и накинула ему на плечи широкий шарф гранатового цвета, связанный из пухлой мягкой шерсти.