— Почему?

— Ты еще слишком мал.

— Это нечестно.

— Думаешь, мне нравится играть в шпионов? Мы в безвыходном положении, и я не хочу, чтобы ты был в этом замешан. Что бы ни случилось, кто бы о чем тебя ни спрашивал, отвечай, что ничего о Франке не слышал и не видел его, ясно? Ты ничего не знаешь. Дай слово мужчины.

Когда папа заговаривал о «слове мужчины», это было серьезно. Тот, кто нарушал клятву, обрекал себя на вечные муки и объявлялся бессовестным ничтожеством, жалкой личностью, презираемой всем человечеством. Папа посмотрел мне в глаза, я поклялся и пошел досыпать.

На следующий день он вернулся раньше обычного, и у нас получился семейный ужин.

— Надолго уезжаешь? — спросила мама.

— Нет, надеюсь все уладить за два-три дня. Но шанс исключительный, упускать нельзя.

— Мы и так едва справляемся и оборудовать еще двести ванных комнат точно не сможем.

— Как-нибудь выкрутимся. Если хотим развиваться, нужно переходить на крупные объекты.

На мамином лице отразилось сомнение. Она встала и начала убирать со стола. Жюльетта проявила неожиданный интерес к папиным словам:

— Что это за объекты?

— Двести домов на большом земельном участке. Растут как грибы.

— Где?

— На севере…

— Разве ты едешь не в Рот… — изумился я и тут же получил удар ногой по голени.

— …в окрестностях Лилля, дорогая.

Из кухни раздался мамин голос, она просила, чтобы Жюльетта забрала салат. Папа подмигнул мне и приложил палец к губам.

На следующий день, за завтраком, мама сказала, что не слышала, как уходил папа. Я ужасно расстроился, что не успел попрощаться с Франком и Сесиль, воображал их в Роттердамском порту среди моряков, кораблей и подъемных кранов и пошел в клуб за утешением. Виржил и Владимир сидели за шахматной доской и не знали, где остальные.

Среди ночи раздался звонок. Я не сразу проснулся, и, когда пришел в гостиную, телефон уже замолчал. Я снял трубку и услышал длинный гудок. Мама очень рассердилась: