Светлый фон
Стихи, что ты читал Камилле, написал не я, а убитые властью поэты. Оказавшись в безопасности, я записал все, что удалось запомнить, в блокноты, не изменив ни единого слова. Сотни стихотворений! Никогда не думал, что сумею выучить наизусть столько слов… Меня Природа поэтическим даром не наделила. Имен мне известно не много — я спасал стихи, но не поэтов. Возможно, исследователям удастся сложить чудовищный пазл и выяснить, кто какое стихотворение написал. Я знаю, что могу доверять тебе. Ты принадлежишь к поколению, не пережившему тех ужасов, которые выпали на нашу долю. Мы были одновременно жертвами и палачами. Нам нет прощения. Ты придумаешь, как сохранить память о тех, кто этого заслуживает. В конечном итоге только память и имеет значение, все остальное — прах и ветер.

 

Не верь, когда тебе говорят: «Я не знал». На ярмарочных гуляниях хозяин крутит колесо лотереи. Ты ставишь на номер и выигрываешь приз. «Делайте крупные ставки, получайте крупные выигрыши», — кричит крупье, заманивая зевак. Мы десятилетиями жили под спудом страха. Любого гражданина страны могли арестовать, отправить в ссылку, сгноить в лагере, расстрелять. Когда фатальный жребий выпадал соседу, мы говорили: «Слава богу, пронесло! Взяли не меня. Я чист. Он виновен. Неизвестно в чем, но ведь невиновных не арестовывают!» Никому не было дела до жертв режима, пока они были живы. Никто — даже те, кто мог бы попытаться спасти этих мучеников, — и пальцем не шевельнул. Зато теперь о них говорят все кому не лень. Почему мертвые занимают нас больше живых? Возможно, потому, что пробуждают нас от векового сна, требуя справедливости. Много лет назад Горький написал Ромену Роллану: «В двадцатом веке не было ни одного „обманутого народа“». Утверждение «мы не знали» — коллективный самообман. Русские, немцы, французы, японцы, турки и все остальные народы прекрасно знали, что происходит у них дома. Все всё знали. Аресты, высылки, репрессии, пытки, депортации, казни, пропаганда, фальсифицированные фотографии. Тот, кто не хотел молчать, исчезал. Игорь, Леонид, Владимир, Имре, Павел, я сам и другие были в курсе всего происходящего. Однажды каждому из нас досталась «черная метка». Мы спаслись из лап палачей, но это не очистило нас от грехов. Я признаю свою вину. Больная совесть терзает меня денно и нощно, куда сильнее, чем леди Макбет. Если у человека отнимает жизнь расстрельный взвод, у него есть шанс на посмертное звание героя и мраморный памятник с именем на постаменте. Раз в год потомки украшают памятник венком, кладут к подножию букет роз или гвоздик. Это доставляет людям удовольствие. Со мной другая история. Я действовал по убеждению. Ну чем не король придурков?! Я «стер» собственного брата! «Стер» лучших друзей! «Стер» невиновных! И в конечном итоге «стер» себя самого.