– Мне очень жаль, что у меня он был, а у вас не было, – произносит Фэй. – Я имею в виду отца. Мне очень жаль, что он вас бросил. Это несправедливо.

Фрейя отмахивается.

– Ничего, мы справились.

– Он по вам очень скучал.

– Спасибо.

– Мне кажется, он всю жизнь мечтал вернуться. И жалел, что уехал.

Фрейя встает и смотрит на море.

– Уехал – и хорошо.

– Почему?

– Оглянитесь вокруг, – Фрейя разводит руками, словно хочет обнять сад, животных, Лиллиан и огонь, который та разводит в камине, Библию с раскидистым генеалогическим древом. – Он нам не был нужен.

Она протягивает руку Фэй, та пожимает ее ладонь – формальный жест, обозначающий, что разговор окончен и Фэй пора уходить.

– Рада была с вами познакомиться, – говорит Фрейя.

– Я тоже.

– Надеюсь, вам понравится в Норвегии.

– Конечно. Спасибо вам за гостеприимство.

– Лиллиан отвезет вас в гостиницу.

– Тут недалеко, я прогуляюсь.

Фрейя кивает, направляется к дому, но, сделав несколько шагов, останавливается, оборачивается к Фэй и бросает на нее проницательный взгляд, так, словно видит ее насквозь, со всеми секретами.

– Все это уже неважно, Фэй, дело прошлое. Возвращайтесь к сыну.

Фэй лишь кивает и смотрит вслед Фрейе, которая идет вверх по тропинке и скрывается в доме. Постояв минуту на мостках, Фэй тоже уходит. Она поднимается на холм и на вершине, на том самом месте, где встретила лошадь, оглядывается на домик в долине, который сейчас залит теплым золотистым светом. Над трубой вьется голубой дымок. Быть может, здесь когда-то стоял отец. Быть может, именно это он запомнил. Быть может, именно этот вид был у него перед глазами, когда отец по вечерам в Айове глядел вдаль. Память об этом поддерживала его всю жизнь, но она же преследовала его, точно призрак. Фэй вспоминает старую легенду о призраке, похожем на камень: чем дальше от берега, тем он тяжелее, и однажды его тяжесть становится невыносимой.