– Вы из Америки?

– Из Чикаго.

– Значит, он уплыл в Америку, – ни к кому не обращаясь, резюмирует женщина. – Покажи ей.

Фрейя делает знак Лиллиан, та берет с полки книгу и садится на диван. Книга старинная, с пожелтевшими ломкими страницами, в кожаной обложке и с застежкой. Фэй такую уже видела: точь-в-точь отцовская Библия, та, в которой было нарисовано генеалогическое древо с экзотическими именами. Отец показывал его Фэй и неодобрительно цокал – дескать, трусы, побоялись отправиться в Америку на поиски лучшей жизни. Вот и у Лиллиан на коленях лежит такая же Библия с генеалогическим древом на первом развороте. Но в отцовской книге древо заканчивалось на Фэй, в Хаммерфесте же буйно ветвилось. Лиллиан, как поняла Фэй, одна из шести детей Фрейи. Строчкой ниже шли внуки, а под ними и правнуки. Чтобы уместить всех, понадобится новый лист. Над Фрейей имена родителей: Марте, ее мать, и еще одно имя, вымаранное черными чернилами. Фрейя, шаркая, подходит к ним, становится перед Фэй, наклоняется и тычет пальцем в пятно:

– Тут был Фритьоф, – произносит она, и ноготь ее оставляет на странице серповидную отметину.

– Вы тоже его дочь.

– Да.

– Его имя вычеркнули.

– Это сделала мама.

– Почему?

– Потому что он оказался… как это сказать? – Она оглядывается на Лиллиан, чтобы та подсказала ей точное слово, произносит что-то по-норвежски.

Лиллиан кивает и говорит:

– А, ты хочешь сказать, он оказался трусом.

– Да, – соглашается Фрейя. – Он оказался трусом.

И смотрит на Фэй: как та отреагирует, не обидится ли, не примется ли возражать. Фрейя напряглась и явно ожидает скандала, более того – целиком и полностью к нему готова.

– Я не понимаю, – отвечает Фэй. – Почему трусом?

– Потому что он уехал. Бросил нас.

– Нет, – возражает Фэй. – Он эмигрировал. Отправился на поиски лучшей жизни.

– Ну да, для себя самого.

– Он ни разу не упоминал, что у него на родине осталась семья.