Дымоход был украшен круглым барельефом с высеченным лицом Медузы. Волосы завиты в кольца, как змеи, вежды опущены, чувственный рот полуоткрыт. Между губами угадывалась темная полость вовсе без дна…

– В точности та голова, что я видел с тобой в водохранилище, сударь Никита…

Фридрих залюбопытствовал, какова история этого рельефа. Ардзруни сказал, что это раструб Дионисиева уха. – Одна из моих волшебных чар. В Константинополе немало таких старых статуй. Я расширил отверстие во рту… Внизу в замке есть зал, где обычно отдыхает малочисленный гарнизон этой крепости. Но пока ты, господин, живешь тут в гостях, в нижнем зале никого не будет. Все, что говорится внизу, я могу слышать без всяких искажений через этот рот. Кажется, что говорящий стоит прямо за маской. Так я получаю сведения о том, чем интересуются и о чем сплетничают мои солдаты.

– Хотелось бы мне так узнавать, чем интересуются и о чем сплетничают мои свояченики, – пошутил Фридрих. – Ты, Ардзруни, бесценный человек. Мы поговорим и на эту тему. А сейчас составим план жизни на завтра. Утром я купаюсь в реке.

– Спуск несложен и пешком, и верхом на лошади, – отвечал Ардзруни. – Можно и не проходить через главный плац. Из оружейной палаты есть еще выход на лесенку, а оттуда на задний двор. Из заднего двора есть калитка на тропу.

– Баудолино, – распорядился Фридрих. – Приготовить утром коней на этом заднем дворе.

– Прошу, отец, – отвечал Баудолино. – Всем ведомо, до чего тебе любы самые бурные воды. Но ведь ты устал с дороги и от разных перенесенных испытаний. Это река с незнакомым тебе дном и, я думаю, с немалым числом водоворотов. Надо ли тебе рисковать?

– Надо, милый сын, и вообще я не настолько стар, как ты, может быть, считаешь. Если б не такое позднее время, я полез бы в эту реку сразу и сегодня, до того я грязен и в пыли… Император не должен вонять. Разве только святым миром при коронации. Приготовишь утром коней.

– Как нас научает Иисус сын Сирахов, – робко проговорил рабби Соломон, – не удерживай течения реки.

– А с чего ты взял, что я буду его удерживать? – веселился Фридрих. – Я поплыву по течению!

– Не следовало бы мыться чересчур часто, – вставил Ардзруни. – Разве что под присмотром опытного медика. Но ты здесь полный хозяин. Давай же, коль еще не стемнело, я, недостойный, испрошу у тебя чести: дозволь мне показать тебе замок.

Они снова спустились и на нижнем обороте лестницы оказался зал, убранный для вечернего пиршества и освещенный многими свечами. За ним был другой зал, в котором главной обстановкой были скамьи. Одна из стен была украшена барельефом в виде улитки или какого-то спиралевидного лабиринта, втекавшего в самом центре в воронку-дырку. – Зал часовых, о нем мы прежде говорили, – пояснил Ардзруни. – Кто разговаривает близко от дыры, того ты сможешь услышать из своей комнаты.