– Я не стану публиковать твои инициативы.

– Я хочу, чтобы эта инициатива появилась в бюллетене до начала выборов, – абсолютно невозмутимо произносит она и добавляет, воздев палец к потолку: – Или я обращусь в вышестоящие инстанции, дорогуша.

– Если ты попытаешься исключить меня из Лиги, я позвоню в Нью-Йорк Женевьеве фон Габсбург.

Мне известно, что Женевьева – кумир Хилли. Самый молодой в истории президент Лиги и, возможно, единственный человек на свете, которого боится Хилли. Но Хилли даже ухом не ведет.

– И что ты ей скажешь, Скитер? Что не выполняешь свою работу? Что таскаешь повсюду материалы негритянских активистов?

Однако я слишком разозлилась, чтобы она смогла лишить меня присутствия духа.

– Я требую, чтобы ты их вернула, Хилли. Ты взяла то, что тебе не принадлежит.

– Разумеется, я их взяла. Ни к чему тебе таскать это с собой. Что, если кто-нибудь увидит?

– Кто ты такая, чтобы указывать, что мне можно носить с собой, а что…

– Это моя работа, Скитер! Ты не хуже меня знаешь, что люди не купят ни ломтика пирога, изготовленного организацией, которая укрывает сторонников расовой интеграции!

– Хилли. – Мне нужно услышать это от нее. – А для кого же собирают деньги, продавая эти самые пироги?

– Для бедных голодающих детей Африки! – возмущенно таращит глаза она.

Жду, пока до нее дойдет ирония этих слов – она собирает деньги, чтобы помочь чернокожим по другую сторону океана, но не в своем городе. Впрочем, есть гораздо более интересная идея.

– Я позвоню Женевьеве прямо сейчас. И расскажу ей, какая ты ханжа.

Хилли расправляет плечи. На миг кажется, что мне удалось пробить брешь в ее обороне. Но тут она нервно облизывается, шумно втягивает носом воздух и заявляет:

– Знаешь, совершенно не удивительно, что Стюарт Уитворт тебя бросил.

Стискиваю зубы, чтобы она не увидела, какой эффект произвели ее слова. Но внутри я медленно оседаю. Буквально чувствую, как сползаю на пол.