Мало того, что не хватает сигареты в руке, так я еще ужасно нервничаю, глядя на собравшихся. Насчитала уже семь женщин, так или иначе упоминающихся в нашей книге. Ужасно хочется сбежать и приняться за работу, но проходит еще два невыносимо долгих часа, прежде чем Хилли ударяет молотком по трибуне. Похоже, она и сама устала себя слушать.
Женщины встают, лениво потягиваются. Некоторые спешат домой, к своим мужьям. Другие никуда не торопятся – у них полон дом детей, а прислуга уже ушла. Торопливо собираю свои вещи, надеясь избежать разговоров с кем бы то ни было, а пуще всего – с Хилли.
Но к сожалению, не успеваю вовремя скрыться – Элизабет ловит мой взгляд, приветственно взмахивает рукой. Мы не виделись несколько недель, и, видимо, придется все же поболтать с нею. Мне немножко неловко, что давно не навещала ее. Элизабет поднимается с места, ухватившись за спинку стула: она на шестом месяце, у нее головокружения от успокоительных для беременных.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я. Она совсем не изменилась, только выпирает живот. – В этот раз полегче?
– Господи, нет, это просто ужасно, а еще три месяца.
Замолкаем. Тихонько отрыгнув, Элизабет смотрит на часы. Потом поднимает свою сумку, собираясь уходить, но вдруг берет меня за руку и шепчет:
– Я слышала про тебя и Стюарта. Мне очень жаль.
Неудивительно, что она все знает. Удивительно, что все остальные пока не в курсе. Я-то никому не рассказывала, но Стюарт, думаю, не промолчал. Сегодня утром мне пришлось соврать маме – сказать, что Уитворты уезжают двадцать пятого, в день их предполагаемого визита к нам.
– Извини, что не посвятила тебя, – бормочу я. – Не хочется обсуждать это.
– Понимаю. Ой, слушай, я побегу, а то Рэйли там с ней с ума сойдет. – Затравленный взгляд в сторону Хилли; та кивает, милостиво позволяя удалиться.
Сгребаю свои бумажки и спешу к выходу. Но тут слышу:
– Погоди секундочку, Скитер.
Со вздохом поворачиваюсь, чтобы оказаться лицом к лицу с Хилли. Она сегодня в матросском костюмчике, вроде тех, что носят пятилетние детишки. Складки юбки расправлены на бедрах, точно мехи аккордеона. В зале уже никого не осталось, кроме нас.
– Не могли бы мы обсудить это, мэм? – Она демонстрирует последний выпуск информационного бюллетеня, и я понимаю, что за этим последует.
– Прости, я спешу, мама болеет…
–
Внезапно меня охватывает дикая ярость. Все, что приходилось сдерживать на протяжении нескольких месяцев, вскипает и выплескивается наружу.