–
– Ты поставила за бабушку?
– Конечно.
– Тогда можем идти, – сказал Олимпио, но вдруг какая-то мысль пришла ему в голову, он нахмурился и, похоже, передумал. Он полез в карман, достал монетку, бросил ее в шкафчик и зажег свечу. Опустился на колени, чтобы помолиться.
–
– Это не за нее. – Олимпио встал. – За Доменику. Твоя бабушка так и не стала прежней после того, как мы потеряли ребенка. Эту боль она носила в себе до самого конца.
Анина вышла вслед за дедом на улицу.
Рядом с собором за каменной оградой располагался церковный сад. Чугунные ворота были открыты.
Олимпио остановился у входа и прочитал вслух со своего телефона:
– Сад был спроектирован Джулией Кьярини, архитектором из Рима. – Он убрал телефон в карман, сцепил руки за спиной и прошелся среди мемориальных плит из зеркального стекла в центре открытого пространства. – Мы проделали весь это путь, чтобы увидеть работу итальянки.
На высоких стеклянных плитах были выгравированы изречения философов, поэтов и святых. Дорожку между плитами прорезал неглубокий желоб, по которому струился поток кристально-чистой воды. Изучив все вокруг, Анина нашла мемориальную доску с именами итальянцев и членов экипажа, погибших на «Арандоре Стар».
–
Олимпио подошел к стене, в которую была вмурована доска. Он пристально всматривался в имена и вдруг взволнованно произнес:
– Это он. Это отец Матильды. – Олимпио подумал, что для его жены было бы очень важно увидеть доказательства того, что Джон Лоури Мак-Викарс действительно жил, погиб, служа своей стране, и память о нем чтут в этом итальянском саду в Шотландии. – Я должен был привезти ее сюда, – сказал он с сожалением.
– За одну жизнь нельзя успеть сделать все, что тебе бы хотелось. – Слова Анины прозвучали так, будто их произнесла Матильда. Девушка развернула кальку и приложила ее к доске. Она достала из-за уха карандаш, начала водить им по буквам. Вскоре имя ее шотландского прадеда проявилось на белой прозрачной бумаге, как будто сам Мак-Викарс выглянул из-за серых облаков, чтобы поприветствовать их.
– Анина Тицци!
– Да,