Мы – люди, которые до Катастрофы никогда бы не встретились, русские и греки, ученые, коммерсанты и ремесленники, у многих на предплечье клеймо – номер. Всех нас вырвали с корнем, мы все потеряли, некоторым удалось прихватить разве что пару одежек, чемодан воспоминаний, но большинство просто спасли свою голую жизнь из огня, поглотившего их дома и синагоги. Лишившиеся родителей, сестер и братьев.

Мы – народ из срубленных деревьев, говорили они, из берез, буков и кедров, мы странствующие деревья, но могут ли деревья странствовать? Но бывают времена, когда приходится делать невозможное. Мы передвигались ночью, когда никто не видит, – деревья в поиске новой почвы. Мы – как та сороконожка. Она тоже не знает, в каком порядке двигаются ее ножки, и если она об этом задумается, то ножки ее спутаются. Мы просто ставим одну ногу перед другой и идем, даже если не знаем, куда нас приведет дорога.

И потом мы вдруг понимаем, что мы не одни. Со всех сторон бредут и другие – к той же дороге, что и мы, сквозь темноту, все дальше. А если мы уже не одни, то мы начинаем сливаться – как капли дождя, падая с неба, сливаются в поток, тысячи, миллионы. Мы перестаем быть каплями, мы становимся единым потоком, а всякий поток устремляется к морю.

Моссад ле-Алия Бет оплачивала переезд в Палестину. Пожертвования поступали из Америки, а по слухам, еще и из Парижа, но точно никто не знал. Но радостно было от того, что кто-то о тебе заботится. Что ты не забыт. Однако, хотя море было открыто, порты оставались закрытыми. Власти Британского мандата пытались ограничить поток беженцев строгими квотами, так что легальные эмигранты обращались в нелегальных иммигрантов. Но поток неудержимо ширился. В каждом лагере висел флаг со звездой Давида, дети пели на утренней линейке Атикву, израильский гимн, а с какого-то времени входящих в ворота приветствовали: «Добро пожаловать в Израиль!» И повсюду книги, горы бесхозных книг.

– Книги с собой не берите, – говорили людям. – Нам не нужны книжные черви, нам нужны крестьяне и солдаты. Мы больше не позволим забивать нас как баранов. Отныне мы будем бороться. Нас будут тренировать парни из военной организации Хагана́[119]. Для начала нам дадут палки, потом настоящие ружья. Да, это запрещено, но американцы закрывают на это глаза. Они знают, что сделали с нами немцы. Они знают всё.

– Вы не видели этого человека? Это мой брат.

– Нет, но повесьте фото на стену. Тут каждый кого-нибудь ищет.

Тысячи записок на стенах, слухи на всех языках, ложный след и мерцание надежды. Достаточное, чтобы надеяться, и слишком слабое, чтобы найти. Мориц, Ясмина, Альберт и Жоэль спали на соломенных тюфяках в бараках, делили с другими скудную еду, шли дальше и не находили ничего, кроме тумана. Иногда из тумана выплывало лицо Виктора, но тут же снова терялось.