Словом, воспитание протекало нелегко. И все же порой, в основном благодаря отцу, они подолгу вели себя вполне прилично, и Амедео удивлялся, почему он так всполошился. Пина соглашалась с ним.

— Подумаешь, дети немного подрались, — говорила она. — Я верю, что Мариуцца и Роберт правильно их воспитывают.

Как и люди в сказке о двух братьях, жители острова Кастелламаре с трудом различали Серджо и Джузеппино, несмотря на то что у Серджо черты лица были крупные, а у Джузеппино лицо более тонкое и подвижное. Однако мальчики засыпали и просыпались в одно время, у них была одна походка, они одинаково теребили челки, когда читали, и независимо друг от друга приняли решение поступать в один и тот же университет в Лондоне. Кто-то из них увидел его на картинке в энциклопедии Пины и загнул краешек страницы. По воскресеньям, погружаясь в море рядом с Робертом и оглядываясь на наблюдавших за ними мать и тетю Кончетту, они иногда снисходили до того, чтобы поиграть вместе. У Джузеппино, лучшего на острове бегуна и футболиста, не упускавшего случая унизить брата в спорте, имелся только один страх, крайне досадный, если учесть, что они жили на маленьком острове. Он боялся моря. Страх этот не отпускал Джузеппино никогда, хотя мальчик и тщательно скрывал его. Серджо, однажды все-таки заметивший неладное, когда они плескались в воде, взял брата за руку и осторожно вывел на берег. Видевшие это Амедео и Пина несколько дней обсуждали его поступок, считая, что это знак перемены в их отношениях.

К смятению Амедео, оба мальчика одинаково не любили остров. Как будто они родились не в том месте. Возможно, причиной тому был отец-англичанин, размышлял Амедео, но вслух никогда бы в этом не признался. Роберт — едва ли не ангел во плоти, сын, явившийся из морской пучины, когда их сыновья пропали, лучший муж, о каком только отец может мечтать для дочери. Но эта нелюбовь к родному острову должна иметь корни, терзался Амедео, начисто забыв о том, что именно неуспокоенность заставила его в свое время прибыть сюда. И что именно та же самая неуспокоенность отправила его сыновей на войну.

Внуки вечно на что-нибудь жаловались. Оба. Летом им было душно в баре, зимой в доме им мешали сквозняки, они ворчали, что не хватает книг, что на острове нет кинотеатра, а море вечно бушует и нет ему ни конца ни края. Кроме того, они оказались чувствительны к городским сплетням, их тревожили все эти курсировавшие по острову слухи, зачастую касавшиеся Эспозито. Например, люди болтали, что их дед был замешан в какой-то скандал с двумя женщинами, что отец их в войну повел себя неприглядно, что дядя Флавио сошел с ума и носился по острову в чем мать родила, с одной лишь боевой медалью на груди. Истории эти заплесневели за долгие годы, но они ранили Серджо и возмущали Джузеппино. Оба сгорали от жгучего желания поскорей покинуть остров. Серджо, повзрослев, стал говорить исключительно на литературном итальянском, а Джузеппино — только на английском. «Как будто, — сетовал Амедео, — наш диалект недостаточно хорош для них».