Мэйлин приходит ежедневно. Она сообщает о докторе Ване, который все те недели, что я провела в трауре в Особняке Золотого света, бродил по главной площади Уси с колодкой на шее, являя миру свой позор. По ее словам, от тяжести колодки у него на плечах образовались язвы, которые нагноились и кровоточили. Он так исхудал, что кажется, будто он наполовину человек, наполовину призрак. Я не нахожу в себе ни капли сострадания. Отец наказал доктора Вана по заслугам. Его страдания закончились бы слишком быстро, если бы он лишился головы в результате одного взмаха топора палача.

Я сама не своя…

Проходят часы и дни, я теряю волю и последние остатки сил. Я перестаю есть. У меня нет желания пить. Я сплю, но не высыпаюсь. Чем дольше я лежу в постели, тем слабее становлюсь. Жар сменяется ознобом. Мне кажется, часть души покидает меня, и в один прекрасный день я становлюсь настолько слабой, что мое тело, кажется, едва выдерживает вес одежды. Один день проходит как три зимы.

Мэйлин оказывает мне услугу. Каждые четыре дня она разматывает бинты, моет ноги, наносит квасцы между пальцами и снова заматывает. Я продолжаю худеть, все ближе и ближе подбираясь к бабушке. У меня поднимается температура.

Каждый вдох требует усилий. Слизь, которую я откашливаю, темного цвета, как дешевый нефрит. На грудь мне словно кто‑то положил тяжелый якорь. Приходит новый врач. Он сидит за ширмой и задает вопросы, но у меня нет сил отвечать.

Однажды вечером ко мне заглядывают Маожэнь и свекровь. Они думают, что я их не замечаю, но я слышу, как они обсуждают мое здоровье.

– Лучше бы послать за ее отцом, – советует свекровь.

Однако сначала муж приводит к постели моих дочерей. Они хорошие девочки, и я прошу прощения у них за то, что не успела выдать их замуж.

– Позаботьтесь об Айлань, – говорю я Юэлань и Чуньлань. – Следите за тем, чтобы она крепко бинтовала ноги и занималась вышиванием.

Расставаться с сыном тяжелее всего. Я так долго ждала его появления на свет, но не проводила с ним столько времени, сколько должна проводить хорошая мать.

Вечером фитили ламп прикручивают. Мэйлин садится на табурет, намереваясь присматривать за мной, но засыпает, держа меня за руку и положив голову на мое одеяло. Тишину нарушает только мое неровное дыхание. Я не боюсь. Я смирилась с грядущим, зная, что скоро воссоединюсь с бабушкой и мамой. И тут, на границе неба и земли, на самом краю, ко мне приходит бабушка Жу. Это сон? У меня бред? Это призрак? Я не понимаю, но вижу бабушку так же ясно, как и в первую нашу встречу. И она очень расстроена.