Ариэль: Мы делаем снимки в библиотеке, и я читаю книгу или что-то еще. Однажды я играла на скрипке.

Хейли: Обычно мы фотографируемся на улице. На фото всегда только я – ни мамы, ни папы, ни Пушка, ни дома, ни сада.

Джессика: Уже понял, док? На этих фотографиях мы – дорогие и обожаемые дочери. Объект и средоточие внимания и любви. Объект, ясно? Мне от этого блевать хочется. Эй, девчонки, он рассказал вам о моей булимии? У кого-нибудь еще есть такое? Или анорексия? Мне неприятно это говорить, Тиффани, но ты немного труслива…

Тиффани: Я не такая!

Ариэль: Больше всего меня бесило то, как мама расчесывала мои волосы, поправляла воротничок, одергивала подол и…

Джессика: Такое впечатление, что они не могут не прикасаться ко мне…

Ариэль: Я проводила весь день, улыбаясь то так, то эдак, глядя вдаль, глядя вниз. То в одной позе, то в другой. С одной стороны, наши биологические родители в Китае не успели от нас избавиться в утробе. С другой стороны, мы – самый большой подарок для наших приемных родителей. Иногда я пытаюсь представить, какой была бы их жизнь без меня. Это так странно, вы не находите? В Китае нас считали никчемными. Я имею в виду, действительно никчемными. Здесь же мы суперценные, как сказала Хайди. Но можно также сказать, что наши мамы и папы были обмануты, получив отбракованное потомство, выброшенное из помета.

Джессика: По крайней мере, нас не швырнули в колодец или еще куда-нибудь.

Доктор Розен: Не могли бы мы поговорить еще о родителях?