Цыдо грубо вытирает слезы тыльной стороной ладоней. Затем он кивает жене, засовывает кулек под мышку и уходит.

– Проследи за ним, – приказывает А-ма. Потом она добавляет: – На этот раз сделай все правильно.

Я понимаю, что А-ма все еще разочарована, что я пыталась остановить Цыдо.

– А еще проконтролируй, чтобы кто-нибудь его встретил. Его нужно проводить в лес.

Я спешу к двери. Дождь льет – это водопад небесных слез. Два старейшины стоят в грязи у подножия ступеней.

Цыдо уже не тот парень с разбитым сердцем, что только что находился с нами в покоях молодоженов. Он спускается по ступенькам, расправив плечи и выпятив грудь. Дойдя до мужчин, он гневно жестикулирует свободной рукой. Его слова не долетают до меня сквозь дождь. Старейшины становятся по обе стороны от него, чтобы вывести его из деревни.

В комнате теперь так тихо. Дэцзя беззвучно плачет, ее слезы капают на родильный коврик, но ее страдания еще не закончились. Из того места, где из ее тела вышли младенцы, сочится кровь. А-ма присыпает это место горстью листьев и грязи, но через мгновение оттуда выходит еще больше красной жидкости. А-ма оглядывает комнату, пока не находит меня взглядом.

– Девочка, беги в дом, – приказывает она. – На верхней полке в женском туалете корзины, принеси третью слева.

Снаружи ливень. Переулок, разделяющий деревню, превратился в грязевой поток. Я не вижу ни одного человека или животного.

Мои невестки отворачиваются и закрывают глаза своим детям, когда я вхожу на женскую половину. Я беру то, что просила А-ма, и рысью несусь обратно. Кожа Дэцзя стала еще бледнее, но она перестала плакать. На полу рядом с ней высится гора пропитанных кровью листьев и грязи. Может, Дэцзя и принесла в наш мир человеческие отбросы, но, если она умрет, это будет настоящей победой злых духов.

А-ма роется в корзине.

– Панцирь панголина, – тихо говорит она.

Не знаю точно, обращается ли она ко мне или к Дэцзя. Не исключаю – эта мысль пугает меня едва ли не больше, чем все произошедшее, – А-ма обращается к духам.

А-ма растирает раковину между ладонями, как бы согревая ее. Затем катает ракушку по животу роженицы.

– Ты видишь, что я делаю? – спрашивает она меня. – Возьми ракушку. Продолжай водить ею по животу мягкими круговыми движениями, чтобы помочь сократить матку.

Моя рука дрожит, когда я провожу ракушкой по животу Дэцзя, который под гладкой твердой ракушкой кажется удручающе рыхлым. Кровь все еще вытекает, скапливаясь под Дэцзя. Я отвожу глаза и вижу, как А-ма открывает крошечную коробочку.

– Я хочу, чтобы ты наблюдала, что я делаю, – говорит она. Она достает пряди волос, связанных в петлю, чтобы не спутывались. – Это волосы женщины, убитой молнией.