Она ставит между нами масляную лампу и сжигает волосы над пламенем, следя за тем, чтобы пепел падал в чашку с водой. Закончив приготовление, она передает чашку Дэцзя.

– Выпей все, – говорит А-ма. – Тогда кровотечение прекратится и ты почувствуешь себя лучше.

Кровотечение и правда останавливается, но, возможно, у Дэцзя просто не осталось крови. Я бы не сказала, что ей стало легче.

А-ма достает из сумки небольшой кусок известняка, отполированный до гладкости, и кладет его на ладонь Дэцзя.

– Ничто не избавит тебя от мучений, когда начнет прибывать молоко, только его некому высосать, но, если ты помассируешь грудь этим, боль уменьшится. – А-ма делает паузу. Затем она говорит таким тоном, будто впереди новости похуже: – Скоро тебе придется встать.

Я в замешательстве, потому что все женщины в нашей деревне встают сразу после родов. Я видела, как это было у моих невесток. А-ма помогала им рожать. Они дожидались трех криков, а потом вставали и возвращались к работе. Но Дэцзя родила не просто беспалого или слепого ребенка, которого должен задушить отец, а близнецов, худших из всех человеческих отбросов. Я в ужасе от того, что произойдет дальше.

– Я подозреваю, что у тебя и дальше будут продолжаться боли и кровотечения.

А-ма осторожно прикасается к животу молодой женщины, затем разворачивает кусок ткани и достает птичье гнездо. Дэцзя смотрит запавшими глазами, как А-ма отламывает кусочек размером не больше кончика ее пальца.

– Это гнездо птицы-носорога, – объясняет она. – Эта птица строит дом из грязи и крови убитых ею животных. Земля и кровь помогают в таких случаях. И последнее… – Она берет в руки яйцо, которое все это время лежало на родильном коврике. – Нужно съесть это яйцо. Оно должно помочь забыть о боли при родах. Надеюсь, оно поможет забыть и боль из-за…

Заканчивать фразу не нужно.

Мы сидим с Дэцзя всю ночь. В течение долгих часов А-ма излучает, как слабый огонь, разочарование, которое она испытала. Возможно, она могла закрывать глаза на мои промахи в процессе обучения, но попытка помешать Цыдо выполнить свой долг – это нарушение законов акха. Я ненавижу себя за то, что подвела А-ма, но еще больше я ненавижу себя за то, что не остановила Цыдо. Даже то, что две эти мысли одновременно пульсируют в голове, означает, что я не слишком хорошая акха…

Петухи возвещают о наступлении утра, и свет начинает пробиваться через бамбуковые стены. Сквозь настойчивый стук дождя доносится голос духовного жреца.

– Жители деревни, все сюда!

Мы с А-ма делаем то, что нам велено, и оставляем Дэцзя одну. Духовный жрец расположился на своей веранде с посохом в руках, ожидая, когда все соберутся. Цыдо и два старейшины стоят поодаль. Цыдо по-прежнему выглядит сердитым, как и велела ему А-ма.