За десять лет до моего рождения, во время «культурной революции»[5], его сняли с университетской должности в столице и «отправили учиться у крестьян». После окончания «культурной революции» других отозвали домой, а он так и не смог получить разрешение на возвращение к семье. Ему еще нет и пятидесяти лет, но печаль делает его похожим на деревенского старика. Так грустно. Но сейчас мне все кажется печальным.

Дети из нашей деревни пропустили две недели, но он не здоровается с нами и не ругает. Вместо этого он прикрепляет к бамбуковой стене школы карту Китая и сопредельных стран.

– Кто может сказать мне название вашего этнического меньшинства? – спрашивает он.

Мы заучили ответ, который устроит учителя Чжана. Сегодня я рада этому постоянству.

– Председатель Мао причислил нас к народности хани[6], – хором отчеканиваем мы, – одному из пятидесяти пяти этнических меньшинств Китая!

– Правильно.

Только это не так. Люди, говорящие на путунхуа, называют нас «хани». На местном диалекте нас называют «айни». Но мы не относимся ни к тем, ни к другим. Мы акха. Когда председатель Мао провозгласил, что в Китае проживает пятьдесят пять этнических меньшинств, нас еще никто не нашел. Когда нас обнаружили, влиятельные люди в других странах сказали, что мы станем частью хани, потому что председатель Мао не мог ошибаться. Со временем к народности хани причислили еще тридцать народов, в том числе цзайва, биюэ, эму, эни и многие другие.

Учитель Чжан фыркает, вытирает нос тыльной стороной ладони и добавляет:

– Раз вы хани, то и учиться должны на языке хани.

Хотя у акха и хани большинство слов одинаковые, произношение и окончания предложений настолько разные, что мы не смогли бы понять друг друга, если бы не то, что нас заставляли заучивать в школе. Учитель Чжан обводит взглядом класс, словно кто-то из нас может донести на него.

– Вам повезло. У народности хани своя письменность, которой тридцать один год. Вам не кажется забавным, что эта письменность использует буквы империалистического Запада? – Он смеется, качает головой, и в его тоне появляется что-то, что я не могу понять. – Но скоро я начну преподавать исключительно на путунхуа. Это язык хань, национального большинства Китая.

Учитель Чжан произносит это тщательно, стараясь, чтобы мы услышали разницу между «хани» (крошечное национальное меньшинство) и «хань» (большинство, составляющее свыше девяноста процентов населения страны).

– Выучить другой язык – значит перенять другой образ жизни, – повторяет он. – Это, как мне сказали, поможет вам научиться обрабатывать поля по науке и соблюдать надлежащую санитарию. Это также поможет вам воспринять политическую доктрину, что, в свою очередь, будет способствовать лояльности к государству.