Несмотря на рассказ бабушки, на фотографию из «коллекции» Лео, Джозеф – всего лишь старик, только оболочка от того головореза, каким он был когда-то. Под голубым больничным одеялом проступает костлявое тело, редкие седые волосы взлохмачены. Трудно поверить, что когда-то один вид этого человека наводил на других людей ужас.

Джозеф спит, его левая рука закинута за голову. Шрам на внутренней стороне плеча, рядом с подмышкой, который он мне показывал, хорошо виден – блестящая темная пуговица с неровными краями размером с монету в 25 центов. Оглянувшись через плечо, я вижу в коридоре Лео, он не отрывает от меня глаз. Поднимает руку, давая знать, что он рядом.

Снимаю на камеру мобильника шрам Джозефа, чтобы Лео тоже его увидел.

Быстро сую телефон в карман, как только в палату входит медсестра.

– Вы та девушка, о которой он говорил? – спрашивает она. – Циннамон, да?

– Сейдж, – весело поправляю ее я, думая, видела ли эта женщина, как я делала снимок? – Та же полка со специями, но другая банка[70].

Медсестра смотрит на меня с недоумением:

– Что ж, вашему другу мистеру Веберу очень повезло, что его вовремя нашли.

Найти его должна была я.

Эта мысль кинжалом пронзает мой мозг. Как единственной настоящей подруге Джозефа, мне следовало быть рядом, когда я ему понадоблюсь. А вместо этого я поругалась с ним и убежала из его дома.

Проблема в том, что Джозеф Вебер – мой друг, а Райнер Хартманн – враг. Так как же мне быть, если это, оказывается, один и тот же человек?

– Что с ним случилось? – спрашиваю я.

– Съел заменитель соли, принимая слабительное. Уровень калия в крови скакнул до небес. Это могло закончиться остановкой сердца.

Я сажусь на край кровати и беру Джозефа за руку. На запястье у него – больничный браслет с надписью: «ДЖОЗЕФ ВЕБЕР, р. 20.04.1918, В+».

Знали бы они, что это не его настоящее имя.

Пальцы Джозефа вздрагивают, и я выпускаю его руку, будто обожглась об нее.

– Ты пришла, – хрипит он.

– Конечно пришла.