Помню альбуминовые архипелаги на лососе. Помню, как певец слепил ве-нисмеха в "Хава Нагиле", будто ребенок, декламирующий алфавит и думающий, что
— Привет, дедуля, — сказал я, наклоняя макушку для поцелуя.
— Я перевел немного денег тебе на колледж, — сказал он, похлопав по свободному стулу рядом.
— Спасибо.
— Папа сказал тебе сколько?
— Нет.
Он оглянулся по сторонам, знаком поманил меня поближе и прошептал на ухо:
— Тысячу четыреста сорок долларов.
— Ого! — сказал я, вновь отодвигаясь на комфортное расстояние.
Я и представления не имел, оправдывает ли такая сумма подобный способ сообщения, но знал, как должен ответить:
— Это такой щедрый подарок! Спасибо.
— Но вот еще что, — сказал он, приподнимаясь и подбирая с пола брошенную сумку для продуктов. Положив на стол, он вынул из нее какой-то предмет, завернутый в платок. Я думал, там пачка денег — дед частенько припрятывал такие в сумках, завернув в платок, — но сверток оказался тяжелым.
— Смелей, — сказал дед.
В платке оказался фотоаппарат, "Лейка".
— Спасибо, — сказал я, подумав, что дед дарит мне ее.
— В сорок шестом, после войны, мы с Бенни вернулись домой. Мы думали, может быть, кому-то из семьи удалось уцелеть. Ну хоть кому-то. Но не уцелел никто. Один сосед, друг нашего отца, увидел нас и привел к себе. Он сберег кое-какие наши вещи на случай, если мы когда-нибудь вернемся. Он сказал нам, что, хотя война и окончена, здесь небезопасно и нам лучше уехать. И мы уехали. Я взял только кое-что, в том числе эту "Лейку".
— Спасибо.
— Деньги и фотографии я зашил под подкладку пиджака, в котором плыл в Америку. Я очень боялся, что меня обкрадут. Я обещал себе не снимать пиджак всю дорогу, но было жарко, нестерпимо жарко. Я спал с пиджаком в руках, и однажды утром, когда я проснулся, чемодан по-прежнему стоял рядом, а вот пиджак исчез. И потому я не виню человека, который его взял. Будь он вором, он прихватил бы и чемодан. А он просто замерз.
— Но ты говоришь, было жарко.