В округе Колумбия было девять вечера. Джейкоб находился в небольшой квартирке, которую понедельно снимал через "Эйрбиэнби", в трех кварталах от своих спящих детей. Он уходил, уложив детей спать, и возвращался раньше, чем они просыпались. Они знали, что отец не ночует дома, и он знал, что они знают, но казалось, продолжать эту игру необходимо. И не было для Джейкоба ничего тяжелее в тот продлившийся полгода период между домами. Все необходимое было больно: притворяться, вставать чуть свет, ощущать одиночество.

Джейкоб непрерывно тыкал большим пальцем в список контактов, словно оттуда мог материализоваться какой-то новый человек, с кем он мог бы разделить печаль, в которой не смел себе признаться. Он хотел позвонить Тамиру, но это было невозможно: после Айслипа и после беды с Ноамом. Поэтому когда от Тамира пришло сообщение — Мы победили, но мы проиграли, — Джейкоб обрадовался и испытал признательность, однако постарался не показать своего стыда, чтобы не усугубить его.

Победили в чем? Проиграли что?

Победили в войне. Проиграли мир.

Но, похоже, все принимают условия Израиля?

Мир с самими собой.

Как Ноам?

Он поправится.

Я так рад это слышать.

Когда мы сидели удолбанные у тебя на кухне,

ты мне говорил что-то про дневную дыру в ночном небе.

Не помнишь, что?

Про динозавров?

Да, точно.

Вообще-то это была ночная дыра в дневном небе.

Это как?

Представь, что выстрелил в воду.

О, вот оно. Теперь вспомнил.