– Куда вы так торопитесь, голубчик? Мы и без всякой самодеятельности с вашей стороны поставим вас на ноги. Вот смотрите: ваши товарищи лежат спокойно, а вы… – увещевал буйного пациента врач, косясь на принесённые Борису друзьями гантели и эспандер. – Летать вы всё равно сможёте не раньше чем через шесть-восемь месяцев. Вот немножко подлечим вас и отправим в Союз. Пройдёте санаторно-курортное восстановление. А уж потом, бог даст – на ВЛЭК73. Хотя возраст у вас для истребителя почтенный. Может не стоит и дальше искушать судьбу? И на пенсии ведь тоже люди живут…
«Будет мне курорт с пенсией и казённым памятником над могилкой, если я сейчас хотя бы на грамм не доработаю!», – мысленно отвечал всем уговорщикам Нефёдов. Впрочем, ему легко было оставаться неуязвимым для насмешек, пропускать мимо ушей подобные «умные советы». Характер у «Анархиста» с детства был независимый, заводной, спортивный. Достать его так, чтобы он сорвался, послал всех и прекратил идти против течения, было невозможно.
Поэтому каждый день, помимо прописанной ему строго дозированной лечебной физкультуры и физиотерапевтических процедур, Борис буквально истязал себя, наматывая километры на костылях по больничному коридору – туда-сюда, пока медсёстры и нянечки не начинали на него ругаться.
После интенсивной работы с гантелями и резиной Борис уставал так, что мгновенно проваливался в сон. Некоторые товарищи по палате тоже выговаривали Нефёдову, что он мешает им спать. Иногда среди ночи резиновый жгут эспандера срывался с рук, громко хлопая. Да и гантели, ударяясь, друг о дружку, достаточно громко звенели…
Но всё же большинство поправляющихся после ранений ребят «Анархиста» поддерживали и даже откровенно восхищались им. Авторитет его в советских ВВС был чрезвычайно высок. Правда, никто не понимал, чего это знаменитый Ас так истязает себя, если война фактически подходит к концу. Естественно, Борис не мог никому рассказать о предстоящем ему неофициальном поединке.
Набив мускулатуру, Борис приступил к следующему этапу подготовки: теперь по ночам, когда все засыпали, он до звериного рефлекса мысленно отрабатывал координацию движений по пилотированию самолёта в стремительном манёвренном поединке. Представляя все возможные элементы предстоящей схватки, Нефёдов старался закрепить их в мышечной памяти. Ведь в чрезвычайно краткосрочном реактивном воздушном бою многое делается «на автомате». Обдумывать свои решения просто некогда, ведь счёт идёт даже не на секунды, а на их сотые.
Мысленно Борис также рисовал себе картины нужного исхода будущего боя. Словно наяву очень ярко он видел подающий, вражеский самолёт. Он был объят пламенем. Ощущение восторга охватывало Нефёдова. Борис запоминал это чувство, и с каждым днём вызвать его становилось всё проще.