Из всего, что находилось в кабинете, начальник сыскной, указывая пальцем, велел оставить стол – двухтумбовый, дубовый, с выстланной зелёным сукном столешницей, напольные мозеровские часы в ореховом футляре, ситцевый диван, несколько стульев, лаковую ширму, шкаф для бумаг и буковую вешалку. Всё остальное потребовал выбросить вон.

«Ну ладно прочее, – перешёптывались между собой стражники, вытаскивая из кабинета мебель, – а вот это чем ему не угодило? – Они указывали на инкрустированный перламутром столик-бобик с кривыми, как у французского бульдога, ножками. – Замечательная барская вещь… чем не угодила?»

А вот тяжёлые шторы на окнах начальник сыскной сорвал собственноручно и, громко чихая, выкинул их в коридор, туда же отправились и несколько горшков с бальзамином.

– Окна вымыть! Немедленно! – гремел с верхнего этажа голос Фомы Фомича. – И ещё, судя по запаху, здесь где-то лежат пучки сухой лаванды и чабреца, отыскать и тоже выкинуть!

* * *

Днём сегодняшним начальник сыскной сидел в своём теперь уже уютном служебном кабинете и просматривал присланные сыскными приставами сводки. Они не радовали. Много краж совершалось в губернском городе Татаяре, хотя в массе своей воровство мелкое, копеечное. Чужое брали не для наживы, а из бедности. Но какими бы ничтожными эти преступления ни являлись, полиции приходилось их фиксировать и по возможности расследовать, пусть даже в перечне похищенного значились одни только старые, истлевшие портянки.

Барону это претило, однако он смирился, полагая, что таков его жизненный удел.

В дверь постучали.

– Да! Войдите! – бросил, поднимая взгляд от бумаг, Фома Фомич. В кабинет протиснулся дежурный – низкорослый, но с широкими, как дверной проём, плечами.

– К вам доктор Викентьев! – Голос глухой, с хрипинкой.

– Проси! – не раздумывая, проговорил начальник сыскной, собрал документы в стопку и отложил в сторону.

Фома Фомич не водил дружбы с доктором, но их отношения можно было назвать приятельскими. Время от времени они вместе обедали. Всё же Викентьев очень редко приходил на улицу Пехотного капитана, поэтому начальник сыскной сразу подумал, что у доктора какое-то важное дело.

Викентьев вошёл в кабинет энергично и шумно. Дышал тяжело, очевидно взбегал по лестнице. Светлый льняной пиджак расстёгнут, соломенная шляпа в руках. Доктор – человек среднего роста, темноволос, благообразен, тучноват, румян и весел. В тёмно-карих глазах огонёк достатка и никакого уныния провинциального интеллигента. Единственный вывод, который можно было сделать, глядя на него со стороны: доктор доволен собой и своим положением.