– Вас переселяют.
– Извините?
– Переселяют. Вы не можете оставаться в этом доме.
– Почему? Это мой дом – мы живем здесь почти тридцать лет. Он принадлежит нам с мужем. Мы полностью его оплатили.
– Дом конфискуется на нужды рейха.
Ана почувствовала, что ее трясет. Ей пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть. Рука ее коснулась семейной фотографии, и рамка покосилась. Она собралась с силами и поправила фотографию на стене.
– А с какой целью?
– Вы живете в районе, который теперь будет превращен в гетто для еврейских отбросов.
– Это невозможно.
Ана еще вчера прочитала новости о создании гетто. Они с Бартеком долго сидели над газетой, поражаясь бессердечию, безжалостной эффективности и самой идее разделения людей по произвольному принципу «расовой чистоты». Сердце ее разрывалось (или она просто так сентиментально думала) от жалости к евреям, которым придется покинуть свои дома и переселиться в район рынка Балуты. Район этот располагался всего в нескольких кварталах от их дома, и Ане и в голову не приходило, что ей тоже придется покинуть свой дом. Она жалела людей, но снисходительно. Тогда сердце ее не разорвалось – это произошло только сейчас.
– Ради бога! Что нам делать? Дело в деньгах? Мы можем…
– Дело не в деньгах, мадам. Это приказ. Ваш дом попал в зону переселения, поэтому вам придется переехать. Не беспокойтесь, вы получите новое жилье, может быть, даже лучше. Некоторые евреи жили очень богато, получая прибыль от своих грязных делишек…
– Грязных делишек?! Да половина города ходила бы голой, если бы не портные-евреи!
Младший солдат усмехнулся, и старший сурово посмотрел на него.
– Чушь! – отрезал он. – Теперь появятся рабочие места для хороших немецких портных. И польских тоже…
Последнюю фразу он добавил, словно оказывая полякам великую милость.
Ана почувствовала, что кровь у нее закипает. Но тут, к счастью, сверху открылись двери, и на лестнице появились ее мужчины. Бартек спустился вниз в халате и сразу же обнял жену. Она с благодарностью прислонилась к нему.
– Что происходит? – спросил он.
– Нас переселяют, – с горечью ответила она.
– Куда?