— Или вы слишком слабы? — спросила Лоретта.

— Нет!

— Потому что я знаю: в свои самые мрачные часы я слишком слаба.

— Нет!

— Я слаба, — рыдающим голосом проговорила Лоретта, — но Он дает мне силу. — Она указала в небо. — Он наполняет мое сердце. Но мне нужно, чтобы вы помогли мне исполнить Его желания. Мне нужна ваша сила, чтобы мы вместе несли Его слово, творили Его дела и не допускали, чтобы эти дикие звери пожирали наших детей и пятнали наши сердца бесконечными грехами. Вы мне поможете?

Толпа отвечала «да», и «аминь», и «ну конечно». Когда Лоретта закрыла глаза и начала покачиваться, собравшиеся шире открыли собственные глаза и резко подались вперед. Когда Лоретта вздохнула, они застонали. Когда она упала на колени, они ахнули и затаили дыхание. А когда она легла на бок, они выдохнули все вместе. Они тянулись к ней, не приближаясь к сцене, точно их отделял от нее какой-то незримый барьер. Они тянулись к чему-то, что не было Лореттой. Они взывали к этому. Они обещали этому все.

Лоретта стала вратами, сквозь которые они вступали в мир без греха, без тьмы, без страха. Тот, где ты никогда не будешь один. Потому что у тебя есть Бог. И потому что у тебя есть Лоретта.

— Сегодня вечером, — сказал ему Дион в галерее на третьем этаже дома Джо. — Ей надо уйти.

— Думаешь, я об этом не думал? — отозвался Джо.

— Я не про «думать», босс, — возразил Дион. — Я про «сделать».

Джо представил себе «Риц», свет, льющийся из окон в темное море, музыку, струящуюся сквозь его крытые галереи и слышную на том берегу залива, а на столиках гремят кости, и толпа приветствует победителя, и сам он, Джо, царит над всем этим в парадном смокинге.

Он спросил себя, как частенько спрашивал в эти недели: что такое одна-единственная жизнь?

Люди постоянно умирают, строя здания или укладывая рельсы под жарким солнцем. Они каждый божий день погибают от удара током или от других несчастных случаев на производстве. И ради чего? Ради того, чтобы построить что-то хорошее, что-то такое, что даст заработок их соотечественникам, даст пищу человечеству.

Разве смерть Лоретты будет чем-то отличаться?

— Будет отличаться. Не знаю почему, — произнес он вслух.

— Что? — Дион воззрился на него.

Джо, извиняясь, поднял ладонь:

— Я не могу этого сделать.

— А я могу, — заметил Дион.