— Да.

— Она кончилась?

— Нет, — признался Джо.

— Ты воюешь?

— Да, — ответил он. — Мы воюем.

— И когда закончите?

— Не знаю.

— Закончите хоть когда-нибудь?

— Не знаю.

С минуту они молчали. Он слышал, как она курит, а она слышала, как курит он. Он посмотрел на отцовские часы и увидел, что они отстают уже на целых полчаса, хотя на лодке он выставил их правильно.

— Ты этого не видишь, — наконец проговорила она.

— Чего не вижу?

— Что ты воюешь с того дня, когда мы с тобой познакомились. И зачем?

— Чтобы заработать на жизнь.

— Разве это жизнь — когда умираешь?

— Я не умер, — возразил он.

— К концу этого дня можешь умереть, Джозеф. Можешь. И даже если ты победишь в сегодняшней битве, а потом в следующей и в следующей, в том, что ты делаешь, столько насилия, что оно должно, должно к тебе вернуться. Оно тебя найдет.

Отец говорил ему то же самое. В точности то же самое.

Джо курил, пуская дым в потолок и глядя, как он там рассеивается. Он не мог сказать, что в ее словах нет правды, да и в словах отца тоже, быть может, была правда. Но для правды у него сейчас не было времени.